В палате с монстром: как пациенты страдают от выгоревших врачей
Екатерина Сажнева на правах простой пациентки случайно оказалась в психиатрической больнице, каких издевательств со стороны персонала насмотрелась и какие страсти пережила, вызвала большой ажиотаж.
В принципе почти любой может оказаться на больничной койке у злого Доктора Лектора. Но это с точки зрения больных, а как переживают профессиональные ошибки и выгорание доктора?
Как предупредить профессиональное выгорание у уставших медиков, нередко отпахивавших по нескольку смен кряду, а также возможно ли вернуться в профессию, которую ненавидишь, рассказывает психолог Юлия Басова.
24 часа на трубке у психа
В интервью «МК» эксперт поделилась, кого вообще не стоит пускать в медицину, почему эмпатия у студентов важнее безупречных оценок и что делать пациентам, если доктор перестал видеть в нем человека.
— Как и когда врач начинает осознавать, что он непригоден?
— Это выявляется не сразу. Сначала доктор просто думает, что устал, не выспался, попадаются не те пациенты… Наступает следующий этап: появляются циничность, эмоциональное равнодушие, механическое выполнение работы. Он перестает видеть в больном живого человека с диагнозом. Или же психолог/психиатр после сессии с человеком с ментальным расстройством, который остро нуждается в его поддержке, с раздражением в неформальной обстановке жалуется: «Как же достали меня эти психи!»
На данный момент зафиксировано, что выгорание распространено во всех сферах медицины. По данным международных исследований, около 49–50% врачей признаются, что испытывают симптомы выгорания. То есть каждый второй.
— Я вспоминаю психиатра, с которой мы работали в связке над состоянием нескольких пациентов с пограничным расстройством личности и биполярно-аффективным расстройством одновременно, — говорит психолог Юлия Басова. — Когда один из пациентов находился в фазе обострения или в кризисном состоянии, мы не могли себе позволить отключить телефон даже ночью, поскольку в любой момент могло потребоваться наше вмешательство. Как сейчас помню «красный глаз» коллеги с лопнувшими сосудами из-за накопленного стресса. Она прямо сказала мне тогда: «Я мечтаю уехать в деревню, отключить телефон и забыть, что я врач». Это была не просто усталость — это было уже выгорание.
— Ну, это она так-то вежливо еще объяснилась: 24 часа плотно сидеть на трубке с человеком с серьезными психическими сдвигами — довольно-таки… жестко. Но, наверное, у молодого доктора это еще «горит», ему еще интересно. А есть ли срок, когда чаще всего происходит выгорание?
— Чаще всего выгорание приходит через 5–7 лет после начала работы. Первое время человек вдохновлен, затем накапливается усталость. Особенно это касается тех, кто работает на «передовой»: врачи «скорой помощи», реаниматологи, онкологи, педиатры, психиатры. Но в среднем я бы сказала: первые пару лет после вуза врачи держатся на энтузиазме, а к пятому–десятому году работы обычно наступает кризис. Это подтверждают и исследования: например, Американская медицинская ассоциация отмечала, что наиболее высокий процент выгоревших среди врачей, которые отработали около 6–10 лет после аспирантуры. Потом, кстати, этот процент немного снижается: видимо, часть людей либо адаптируется, либо уходит из профессии, и остаются самые стойкие. Мое направление в психологии, которое я изучала, было связано с образованием, но я регулярно встречалась с коллегами из медицинской государственной системы на симпозиумах и конференциях, которые устраивало Британское психологическое общество, членом которого я являюсь. Так вот, мои коллеги были настолько выгоревшими, что не хотели даже говорить друг с другом во время перерыва на ланч. В зале сидят десятки ведущих специалистов, и — тишина. Глаза потухшие. Абсолютное эмоциональное истощение. И я их понимаю… Видела их рабочие графики. Да и тот факт, что ты не имеешь возможности выбирать пациентов, с кем работаешь, подчас доводит до жесткой депрессии.
— Когда врач выгорает, он сам это осознает? Или это заметнее со стороны?
— Обычно сам врач до последнего не хочет в это верить. Медики — народ сильный, привыкли терпеть, работать через «не могу». Поэтому выгорание часто подкрадывается исподволь. Это как «смерть от тысячи порезов»: постепенно копятся мелкие стрессовые травмы. Человек привыкает жить на нервах, у него повышается толерантность к стрессу, но он думает: «Ну, тяжело, ну, устал, но кому сейчас легко?» Да, иногда бывают внезапные срывы — например, допущенная тяжелая ошибка или смерть пациента может сломать в один момент. Но чаще процесс растянутый.
— А родственники как?
— Со стороны зачастую виднее. Родные могут заметить, что врач стал раздражительным, замкнутым, циничным. Но сам доктор склонен списывать все на внешние причины: «Это пациенты тяжелые пошли», «Это у нас система плохая, я-то нормальный». Признать, что ты эмоционально истощен, — трудно, ведь в культуре врачей есть установка «терпи и работай».
— Младший медицинский персонаж выгорает иначе?
— Скорее быстрее. У них меньше зарплата, меньше признания, больше физически тяжелой, эмоционально изматывающей работы. Но и средние врачи под ударом. Особенно если они не могут влиять на свой график и выбирать пациентов. Я как психолог, в отличие от других коллег в системе, могу управлять своей загрузкой. Моя мечта, пока я получала свою степень магистра наук в британском вузе и работала в двух учреждениях (государственном и частном) с тяжелыми случаями аутизма, — открыть свою частную практику в лондонском районе Marylebone. Там принимают самые именитые и дорогостоящие врачи и психотерапевты Англии. Что я и сделала, выпустившись из университета. А почему я так к этому стремилась? Да потому что, когда работаешь на себя, руководишь своим расписанием и берешь достойные деньги за свой труд, выгорать как-то не получается. У меня точно.
— То есть я правильно понимаю, что, если труд достойно оплачивается, специалист (притом любой) выгорает реже?
— Не всегда высокая оплата спасает от выгорания. Даже очень большая зарплата не помогает, если у специалиста нет возможности контролировать поток людей, делать паузы, восстанавливаться, побыть в тишине, помедитировать, вновь почувствовать сочувствие и любовь к людям. Без этого даже самый опытный профессионал быстро теряет ресурс. И наоборот: иногда зарплата скромнее, но есть пространство для восстановления, и человек работает с удовольствием и живет в балансе.
— А бывают врачи, которых выгорание не касается?
— Бывают. Но это не потому, что они такие «сильные». Это потому, что они умеют восстанавливаться. У них есть семья, отдых, спорт, творчество. Они умеют отключаться, переключаться. И у них внутри есть контакт с профессией. Они не «отрабатывают», а живут этим.
— Что делать, если врач или медик уже перешел грань и начал вредить себе или другим?
— Надо остановиться. Перейти на паузу. Уйти в отпуск. Найти поддержку. В мире есть курсы, ретриты, центры восстановления. Просто выгоревший врач опасен. Он может обидеть, унизить, напугать. Особенно в психиатрии, где пациенты не могут за себя постоять. Если такие вещи происходят, то это уже не выгорание — это насилие. Это должно наказываться. Там, где пациент беззащитен, а врач становится агрессором, государство должно вмешаться. Расследования, проверки, жалобы. Только так. Даже если система устала, это не должно быть оправданием для хамства, равнодушия и унижения. Мы все заслуживаем человеческого отношения. И врачи, и пациенты. Люди. Сейчас больше не дают клятву Гиппократа. Но есть адаптированные версии. По сути, важнее не слова, а действия. Человек может поклясться — и через год выгореть. А может не клясться, но оставаться Человеком и профессионалом на всю жизнь. Поэтому я за внутреннюю честность. А не за церемонии ради галочки.
По мировым данным, чаще других выгорают врачи «скорой помощи» и неотложки — у них до 60% признаются в симптомах выгорания. Представьте: постоянный аврал, критические случаи, адреналин — долго на таком накате трудно. Очень высок процент выгорания среди анестезиологов-реаниматологов, врачей интенсивной терапии, то есть тех, кто работает с тяжелыми пациентами, между жизнью и смертью.
— Человек, проработавший годы в закрытом учреждении без должного контроля, может потерять эмпатию совсем. Пациенты тяжелые, реагируют неадекватно, а персонал зачастую не обучен современным методам деэскалации, да и банально не хватает людей.
И пациенты не могут защититься: их словам часто не верят из-за диагноза. Этим пользуются люди с садистскими наклонностями, некоторые, боюсь, намеренно идут работать в такие места, зная, что контроля мало. Это ужасно, но такова правда жизни. Отбор кадров там, видимо, хромает: в идеале надо сразу отсекать лиц со склонностью к жестокости.
Кроме того, многие из этих историй — про самых беззащитных. Били и унижали, как правило, тех пациентов, за которых некому заступиться. Например, людей с тяжелыми расстройствами, сирот. Они не могут пожаловаться, у них нет родственников или они невменяемы. Это развязывает руки нерадивым сотрудникам.
Что делать? Нужен жесткий внешний контроль. Камеры наблюдения в отделениях, регулярные независимые проверки, чтобы персонал знал, ЧТО любое противоправное действие будет зафиксировано и наказано. Нужна система разбора жалоб пациентов — чтобы им верили, а не отмахивались. Должна быть ответственность: уволить, завести дело уголовное, если подтвердилось. Кстати, примеры есть: в Великобритании недавно более 30 сотрудников психиатрической клиники отстранили после расследования случаев жестокого обращения с пациентами. Там подняли национальное расследование, не замяли. Нам тоже нужна нулевая толерантность к насилию.
Не пускать в медвуз
— Юлия, сейчас все чаще говорят о необходимости психологического профотбора абитуриентов в медицинские вузы. Нужен ли такой отбор?
— Считаю, что да, определенный психологический отбор необходим. Например, в некоторых странах это уже практикуется: я читала, что где-то уже ввели психологическое тестирование, многоэтапные интервью для поступающих в медвузы, чтобы выявлять стрессоустойчивость и способность к состраданию.
— То есть эмпатия, умение сострадать, действительно настолько важна для врача? Иногда ведь говорят, что врачу главное — знания и хладнокровие, а эмоции только мешают…
— Если человек по характеру жестокий, циничный, равнодушный, то врачевание явно не его путь. Профессия врача подходит эмпатичным, решительным и ответственным людям, которые не боятся трудностей и искренне хотят помогать другим. Соответственно, не подходит тем, кто ищет в ней лишь престиж или материальные блага, кого раздражают больные, кто брезгует людьми.
Кроме того, противопоказана она эмоционально нестабильным людям. Например, если у человека неконтролируемые вспышки гнева, склонность паниковать, то представьте, что будет в критической ситуации. Врач обязан сохранять определенное хладнокровие перед лицом травмы или крови. У меня был знакомый студент-медик, который в обморок падал на каждой диссекции, и, к сожалению, ему пришлось уйти из профессии — физически не смог.
Не стоит идти в медицину и тем, кто не готов учиться всю жизнь и работать сверхурочно. Это очень стрессовая сфера: нагрузки колоссальные, особенно вначале. Если человек ценит спокойствие, размеренный ритм, избегает сложностей, то ему будет мучительно. Например, у меня была пациентка, пошедшая на медфак по настоянию семьи. Она по натуре мягкая художница, интроверт, и ежедневный контакт с тяжелыми больными ее просто травмировал. В итоге, получив диплом, она не стала работать врачом, нашла себя в научной работе в лаборатории, где нет такого давления. А один мой клиент пришел ко мне в терапию, и мы долго разбирали с ним, по какой причине он сразу не пошел получать бизнес-образование (как и хотел еще со школьной скамьи), а потратил 6 лет на обучение в медицинском вузе. Оказалось, это было влияние матери, которая мечтала о своем личном «карманном» враче в семье, что в итоге и повлекло за собой эту ошибку, которая чуть не стала фатальной для его потенциальных пациентов, реши он пойти по этой стезе и став, например, хирургом.
Конечно, многое зависит от специальности.
Естественно, работу с персоналом тоже надо проводить. Учить современным методикам ухода за психически больными, ненасильственным методам усмирения. Предоставлять ту же психологическую поддержку медработникам — потому что порой они проявляют агрессию от отчаяния и физического и морального истощения. Если санитар спит 4 часа и получает копейки, его фрустрация выливается на несчастных больных, и это факт. Значит, надо улучшать условия труда, платить достойно, чтобы люди держались за место и старались, а не обозлились. И, конечно, отбирать тщательно: случайных людей, тем более склонных к жестокости, не должно быть. Одним словом, проблему эту можно решить только сочетанием контроля и просвещения. Иначе страшно: мы все можем оказаться бесправными пациентами.
Садисты пользуются жертвами
— Последний вопрос, наверное, самый непростой. Если врач понял, что больше не может работать (эмоционально, психологически), как ему это принять и уйти из профессии, если надо? Есть ли какие-то реабилитационные программы, помогающие врачам «перезагрузиться»? И что делать нам, пациентам, если мы столкнулись с «выгоревшим» доктором?
— Вы правы, вопрос непростой, почти экзистенциальный. Для врача признать: «Я не справляюсь, мне надо уйти» — очень тяжело. Ведь это не просто работа — это зачастую призвание, дело всей жизни, плюс социальный статус, материальная база. Но важно понимать: мы не машины. Иногда лучше уйти, чем продолжать вредить и себе, и людям.
Как понять, что пора уходить? Обычно это становится ясно, когда ни отпуск, ни смена места работы уже не помогают. Когда каждое утро мысль «только бы не на работу», а придя на смену, доктор чувствует либо пустоту, либо отвращение. Если врач ловит себя на желании зло сделать пациенту, на фантазиях «уйти в лес и никого не видеть», то это уже крайняя стадия. Тут либо срочно в длительный отдых и психотерапию, либо действительно менять профессию.
В некоторых странах существуют центры помощи эмоционально выгоревшим врачам: там с ними работают психологи, коучи, иногда временно дают другую работу, менее ответственную, чтобы человек восстановился. При ассоциациях врачей есть группы взаимопомощи, что-то вроде «анонимных докторов», где люди делятся наболевшим и вместе выходят из кризиса. У нас, к сожалению, пока системных реабилитационных центров именно от выгорания нет.
Бывает, что выгоревший врач просто тихо безразличен. Тогда можно попробовать «достучаться», задать ему прямой вопрос: «Доктор, вам тяжело? Вы, может, устали?» И простое человеческое сочувствие может сотворить чудо!