Академик Григорий Ройтберг: Наш пациент не должен чувствовать влияния санкций

Будьте здоровы! Всеобщий слоган с незапамятных времен, потому как - здоровье. А уж если какой-то случился с ним сбой, то... Главное попасть к хорошему врачу, в хорошую клинику. Проблема тоже всеобщая, на все времена. А сейчас? В свете санкций, коснувшихся не только промышленности, технологий, но и медицины, медицинской помощи. Как лечим, спасаем под санкциями? Об этом беседуем с заведующим кафедрой терапии, общей врачебной практики и ядерной медицины РНИМУ имени Н.И. Пирогова, руководителем одной из крупнейших частных клиник России АО "Медицина", академиком Григорием Ройтбергом.

Частную клинику выбрали не случайно. Не секрет: немало тех, кто считает лечение в частной клинике престижнее, эффективнее. Но... очень дорого, потому не всем доступно. Так ли последнее? Клиника АО "Медицина" дважды была признана одной из лучших по качеству в Европе. О чем свидетельствуют специальные дипломы. И свои позиции не сдает. Не так давно открыла новое подразделение - уникальный центр ядерной медицины в Химках, где лечатся не только за собственные деньги, но и по системе ОМС.

Григорий Ефимович, дележ на частные и государственные клиники проблема острая. Хотя, замечено, в последнее время начинает "выравниваться". В той же клинике в Химках, и не только там, проходят дорогостоящее лечение пациенты из разных регионов России. И регионы оплачивают их лечение. Даже в пору санкций.

Григорий Ройтберг: Никаких данных, что санкции должны ухудшить качество медицинской помощи, нет. У нас, организаторов здравоохранения, врачей, есть возможности обеспечивать полный цикл медпомощи на должном уровне. Сказать, что это все безболезненно, неправда. Но мы находим пути, как это нивелировать.

Самый больной вопрос - медицинское оборудование. Конечно, становится тяжело. Приведу пример из нашей клиники. Мы давно оплатили первый в стране цифровой, с искусственным интеллектом ПЭТ/КТ. Это оборудование для диагностики онкологических заболеваний применяется также и в кардиологии. Оно должно было прийти еще полгода назад. Но... получим не ранее чем через неделю. Почему? Потому что сегодня, чтобы отправить в Россию любое медицинское оборудование, производитель должен у себя в стране - в данном случае в США - получить лицензию на его отправку. Вот, наконец, она получена.

Григорий Ройтберг: В излечении больного больше творчества, чем в написании любой книги. Фото: Сергей Куксин

Мы давно оплатили поставку циклотрона для ядерного центра в Химках. Построили под циклотрон отдельное здание. Однако еще даже не получили подтверждение, что у фирмы есть лицензия на поставку. Сказать, что это безболезненно? Не могу. Тем более что заменить его завтра пока нечем. Нечем заменить и качественные эндоскопы. Нам лично пока не надо: купили шесть месяцев назад. Пока обходимся. А вот дальше...

И как быть?

Григорий Ройтберг: Не могу давать советы вселенского масштаба. Я знаю, как мы приспосабливаемся. Но вот в случае с циклотроном у меня нет решения. Если не будет хватать более простого оборудования, расходников, попробуем решать вопросы с помощью параллельного импорта. Проблемы будут решаться по мере их поступления. Международные организации прекратили сотрудничество с российскими. Одним движением выгнали из медицинских ассоциаций и т.д. А необходима подпитка, обмен технологиями.

Лечим хуже?

Григорий Ройтберг: Нет. Но нужны новые технологии. Мы находим пути решения. Так или иначе, наши коллеги будут участвовать в зарубежных конференциях.

Онлайн?

Григорий Ройтберг: По-настоящему. Потому что, допустим, есть страны, которые принимают у себя российских ученых. У них на площадках проводится огромное количество конференций. И они как организаторы имеют право приглашать, кого посчитают нужным. Сказать, что что-то ухудшилось, это неправда. Но мы живем не только сегодняшним днем. Мы хотим обеспечивать будущее. Наш больной не должен почувствовать влияния санкций.

А сейчас чувствует?

Григорий Ройтберг: Не везде. Да, что-то ухудшилось с препаратами. Забрали много препаратов. Пока у нас разработают новые, пройдет время. Но нет других вариантов полностью нивелировать санкции. Каждый случай требует решения. Если, например, нет антиаритмических препаратов, их можно ввозить параллельным импортом. И уже ввозят.

Если первая-вторая стадия рака, то мы добиваемся 10-летнего полного отсутствия рецидивов у 90-92 процентов пациентов

Большие проблемы с дорогостоящим оборудованием. Что-то стал поставлять Китай. Мы проводим много эндопротезирований суставов. Были американские и швейцарские протезы. Сейчас с ними проблемы. Есть очень хорошие индийские и китайские. Важно не впадать в хандру: "Ах, вот все кончилось, теперь санкции..."

Но и причин для эйфории тоже нет?

Григорий Ройтберг: Согласен. Но есть причины строить дорожную карту и исправлять ситуации. Сейчас самое трудное, как мне видится, именно замена высокоточного оборудования. Я привел пример с циклотроном. Зачем он так нужен? Мы планировали в 2024 году выпускать собственные радиофармпрепараты. Например, лютеций - для лечения метастатических форм рака предстательной железы. Если говорить о четвертой стадии рака, мы применяем лютеций. Мы сами его делаем вручную. Это на 36-40 месяцев удлиняет жизнь онкологического больного, который уже не должен был жить.

Это жизнь или мучение?

Григорий Ройтберг: Не мучение! Жизнь. И качество ее достаточно приличное. Любую болезнь надо перевести в качество хорошего достаточного уровня жизни.

Однако говорят: "Эта болезнь излечима". Правильное утверждение?

Григорий Ройтберг: Что такое болезнь? Карл Маркс так определял: "Что есть болезнь, как не стеснённая в своей свободе жизнь?". Если в результате лечения болезни я живу, рожаю детей, работаю полноценно, то я больной или здоровый? Я считаю, что здоровый.

Тот же рак, которого больше всего боятся: если первая-вторая стадия, то мы добиваемся 10-летнего полного отсутствия рецидивов у 90-92 процентов пациентов. Можно считать это излечением? Можно. Но так как он иногда возвращается, мы не можем говорить об абсолютном избавлении от него. Вообще вся наша жизнь временная. Мы это забыли?

Ушли в философию: прибавить жизнь к годам... Сложно. И все-таки: может ли медицинская отрасль развиваться в изоляции?

Григорий Ройтберг: Стараемся. Самая большая потеря - это потеря связей. Как они будут восполняться? Надо, в том числе нашим зарубежным коллегам, вспомнить, что они врачи. Я сейчас пытаюсь восстановить связи, например, с нашими бывшими немецкими коллегами в Мюнстере. Пытаюсь им объяснять, что мы должны думать о больных.

Когда-то мы сотрудничали с клиникой "Шарите" в области сомнологии. Шестнадцать лет работали с ведущим в Европе экспертом-сомнологом Инго Фитце. С ним было хорошо, потому что он знает русский. А теперь, говорят, их поставили перед фактом: "У вас выбор: если вы продолжаете какие-то финансовые, политические, экономические, любые связи с Россией, то вы покидаете клинику "Шарите". И это медики? Безобразие полное!

И не важно: медицинское учреждение государственное или частное?

Григорий Ройтберг: В Швейцарии, где высокий уровень здравоохранения, вся медицина частная. Мы много лет с ними контактируем. Так вот там для 85 процентов пациентов - помощь бесплатна. Хотя исключения возможны. В нашем подразделении - Институте ядерной медицины в Химках пациенты из регионов и Московской области получают лечение бесплатно. В год минимум 3500 человек из Москвы и Московской области проходят у нас лучевую терапию, 28 000 проходят ПЭТ/КТ.

Значит, частная клиника может работать в системе ОМС?

Григорий Ройтберг: Конечно. А почему нет?

Но почему таких мало?

Григорий Ройтберг: Длинная тема. Частные клиники не обязательно платные для пациента. Также, как государственные, не обязательно бесплатные. Во всех госучреждениях есть отделения платных услуг. Однако, например, в регионе очередь на обычные операции эндопротезирования суставов - 2-3 года. Но направить к нам они не хотят.

Почему?

Григорий Ройтберг: Есть вопросы мотивации.

В частной клинике лежит пациент по ОМС и лежит пациент за "живые" деньги. Разницы никакой?

Григорий Ройтберг: Отличий в лечении, питании, медперсонале нет. Отличие только в условиях пребывания. Я не обязан пациента по ОМС класть в отдельную палату люкс. А больной, который платит деньги, будет лежать в отдельной палате. В такой же палате, но на 2-3 человека будет лежать пациент по ОМС.

Точно такая же ситуация, если пациент в платном отделении государственной клиники. Во всем мире так. Допустим, по ОМС эндопротезирование коленного сустава дешевле, чем протезирование в частной клинике или в платном отделении государственной больницы. Потому что пациент может выбрать любой сустав - индийский, американский, швейцарский. Это все стоит денег.

И дело, конечно, не только и не столько в санкциях. Хотя как никогда значимо: кто во главе медицинского учреждения. Одного диплома врача - даже для руководителя отделением - явно недостаточно?

Григорий Ройтберг: Всегда было недостаточно. За рубежом готовят руководителей медицинских организаций после окончания института три года. У нас достаточно пройти месячный курс повышения квалификации? Нет, нет, нет! Да, руководитель должен быть врачом. Но он должен понимать в экономике достаточно, чтобы руководить. Он должен понимать в юриспруденции достаточно, чтобы видеть, как работают.

Вы понимаете?

Григорий Ройтберг: Конечно! Я же учусь все время. Не могу сказать, что я достаточно научился. Но достаточно, чтобы понимать, что финансист делает что-то не так. Чтобы понимать, что те или иные мероприятия подвергают компанию дополнительному риску. Любые медицинские учреждения - это повышенный риск управления. Да, я не должен заменять инженера. Но должен быть достаточно в этой области образованным, чтобы увидеть, что не так.

Кстати

В России частные клиники были испокон веков. Самые именитые, которые и ныне у всех на слуху: НИИ скорой помощи имени Склифосовского, Первая Градская, Боткинская больницы... Их построили на свои деньги богатые россияне. Князь Голицын, ему мы обязаны Первой Градской, завещал: "Чтобы там лечились все, у кого денег нет"

Вопрос ребром

Вы в медицине полвека. Сейчас вам надо чему-то учиться?

Григорий Ройтберг: О да! Чему? Всему. Как врачу, мне нужно читать и читать. Я пытаюсь, стремлюсь быть хорошим клиницистом. А для того чтобы быть таковым, я должен быть не только терапевтом, не только кардиологом. Я должен понимать хотя бы основы в гинекологии, урологии, стоматологии...

Сейчас такое количество информации. Я слушаю лекции, которые читают в Академии наук специалисты моего и не моего профиля. Иногда слушаю лекции у нас в клинике смежных специалистов. Вот мне вчера подарили книгу по неврологии. Она со снимками. Это та же моя терапия. Откуда берется инсульт? Почему холестерин повысился? Желчный пузырь нормально работает?.. Если ты знаешь только желудок или тонкую кишку, то ты не клиницист.

А любить, чувствовать пациента?

Григорий Ройтберг: Иван Ильин, известный русский философ, замечательный врач в письмах к студентам писал: "Если ты не любишь пациента, то кто ты?". Прошло сто лет. Стали ли мы лучше врачевать? И я вовсе не первый об этом забеспокоился. Я цитирую американского ученого, врача Бернарда Лауна, который недавно умер в возрасте 99 лет. До 98 лет он вел сайт. Я его сайт читал все время. Это было что-то до такой глубины... Он называл это "забытое искусство врачевания". Мы же нередко уже не врачи, диспетчеры.

И в наше время медицина не может без эмоций?

Григорий Ройтберг: Не может. Знаете, почему? Потому что, с одной стороны, существуют протоколы, правила. С другой, ты понимаешь, что медицина - это не только наука, это искусство. Если ты не будешь доверять своей интуиции... На вопрос: почему именно такое состояние у пациента, иногда очень трудно ответить.

А искусственный интеллект?

Григорий Ройтберг: Он явно востребован в медицине. Зачем сидеть и разглядывать рентген, когда искусственный интеллект за четыре секунды его прочитает. Но если вы думаете, что ИИ готов лечить... Сегодня никаких данных о том, что ИИ может заменить врача, нет. Он призван облегчить и удешевить работу врача. Не более того.

Вы читаете что-нибудь, кроме историй болезни?

Григорий Ройтберг: Конечно. Сейчас моего любимого Джеффри Арчера, Рэя Далио, например, я читаю на английском языке. Врач должен мыслить широко. У него должен быть житейский опыт, книжный опыт. В излечении больного больше творчества, чем в написании любой книги или в создании песни.