Смерть после смерти. Как в киевском хосписе «наслаждаются трупами»

Эту, без преувеличений, страшную историю о работе киевского онкоцентра и хосписа нам рассказала Женя — внучка полковника санавиации, инвалида воинской службы, героя Чернобыля, заслуженного врача Украины Ивана Яковлевича Мантура, который умер 28 июня нынешнего года при очень странных обстоятельствах. Правдивость рассказа подтверждается рядом документов, фотографий и видеозаписей, которые имеются в наличии у издания Украина.ру. «Только из уважения к вам» Весна 2020 года, Киев, карантин в связи со вспышкой коронавируса. Ивану Яковлевичу плохо. Четыре скорых ничего не выявляют, и тем не менее человек чувствует слабость, температура 37, пропал голос. Семейный врач по звонку в амбулаторию не реагирует. В начале июня пятая скорая обнаруживает хрипы в легких и с диагнозом «пневмония» увозит в инфекционную больницу на Рижской, 1 для проверки на ковид. Рентген, диагноз «рак легких, 4-я стадия» с метастазированием. 10 июня, онкоцентр на Верховинной, 69. Внучка Женя везет туда Ивана Яковлевича, поскольку среди врачей этого заведения — его друзья по бывшей работе. Встречают главврач Александр Клюсов, его зам Андрей Кондратенко и заведующий торакальным отделением Сергей Завертиленко. Все — крупные специалисты, что вызывает надежду. Но… — Мы не можем его госпитализировать, он лежал в ковидном отделении. — Так ведь сделали обследование, у него нет коронавируса. — Возможно, он вообще не наш пациент. Для диагностики рака нужен не рентген, а компьютерная томография. Удивительно жесткий ответ, в руки — справка, где тем не менее указан диагноз «рак легких» и указание снова везти деда в терапию на Рижской, 1, «долечивать пневмонию». Горбольница на Рижской, 1, состояние ухудшается. На компьютерной томографии — «рак верхней доли правого легкого с метастазированием в надпочечники и средостение". По сути это 4-я стадия рака, то же самое, что показал рентген. На всякий случай Женя несется в Национальный институт рака. — У деда было очень крепкое здоровье, сдавать он стал буквально совсем недавно, — объясняет она. Там подтверждают диагноз, предупреждают об опасности биопсии в его возрасте и советуют патронажный уход и паллиативную терапию. В международной израильской клинике "Lisod" говорят, что нужно делать УЗИ сердца — паллиативную терапию пережившему два инфаркта человеку нужно корректировать. «Too early», т.е. слишком рано, — пишут они о направлении Ивана Яковлевича в хоспис. Снова онкоцентр на Верховинной, 69. Несмотря на выводы Национального института рака и израильской клиники, оттуда отправляют… в хоспис. Отделение паллиативной терапии хосписа. Заведующий Алексей Калачев. — Вот мой номер телефона и номер телефона сестер на случай патронажа. — Проведите анализы до назначения паллиатива! — в недоумении требует Женя, но с тем же успехом можно выдвигать требования бетонной стенке. Тем временем никакой пневмонии нет, и Иван Яковлевич выписан из городской терапии. Дома его состояние продолжает ухудшаться, уже нужны уколы, но Жене схему паллиативного лечения онкоцентр не дает. Тогда заслуженный врач Украины решает лично ехать в онкоцентр, чтобы поговорить со своим знакомым и коллегой главврачом Клюсовым. — Я встретился с вами только из уважения к вам, — с необъяснимой грубостью заканчивает тот по сути не начавшийся разговор. — Езжайте в хоспис к Калачеву, он сделает все анализы и, возможно, потом переведет в терапию. «Наслаждается трупами» Снова хоспис, УЗИ сердца. — Будьте внимательны с паллиативными назначениями, — сказал Жене по телефону независимый израильский врач после УЗИ, — многие препараты при состоянии его сердца смертельно опасны и могут сыграть роль эвтаназии. Лечение назначено, но ни данных о проведенных анализах, ни названия выписанных препаратов родным не сообщают. Устав от всего, 22 июня Иван Яковлевич подписывает документ о согласии с методами лечения, о которых ему ничего не известно. Женя умоляет медсестру показать ей больничную карту пациента, анализы, но получает в ответ: — Мы делаем все, что надо, это не ваше дело. От непробиваемой медсестры она идет к завотделением Калачеву — дайте, наконец, схему лечения. — Я ничего вам не расскажу, даже тот момент, когда начну колоть ему морфий, — холодно отвечает врач, давая понять, что разговор закончен. Вязкий ужас от ощущения Кафки, который стал былью, или воплотившихся в реальности фильмов Хичкока нарастал. Выходя из кабинета, Женя думала лишь об одном — как забрать Ивана Яковлевича из сюрреалистического заведения, как будто сошедшего со страниц романов Томаса Манна или Кена Кизи. — Деда начали закалывать без анализов, — пронеслось у Жени в голове, — значит, остаются считаные дни. Она обращается в патронаж по месту жительства, но ответа нет. 25 июня Женя опять у Калачева, но теперь с включенным диктофоном. Взгляд врача скользит к телефону, и он меняет тактику. — Мы ничего от вас не скрываем, — заявляет он поставленным голосом и кидает через стол размытую ксерокс-выписку без печати. На следующий день Женя с этим листком пытается добраться до лечащего врача хосписа Юлии Федорук. В кабинете есть посетители, приходится ждать в пустом коридоре под дверью. Вдруг оттуда доносится отборный мат, и женский голос велит кому-то «закрыть хлебало». Пауза. — Нас подслушивают, замолчи. Юлия Федорук осторожно приоткрывает дверь кабинета и выходит в коридор. — Вы со мной тоже будете материться?— интересуется Женя, но врач отшатывается, делая вид, что не понимает, о чем речь. — Объясните, пожалуйста, мне схему лечения. — Ничего я вам объяснять не буду, — грубо отмахивается Федорук. Сам Иван Яковлевич тоже не знает, что с ним делают. Он лишь с грустью говорит Жене, что заведующий отделением паллиативной терапии "наслаждается трупами". «Вызывайте космонавтов» 28 июня, 14:35, звонок с неизвестного номера. Из трубки раздается растерянный женский голос, представившийся «медсестрой Галей». — Ваш дед умер сегодня в 14:10. Я не знаю, от чего, — в интонациях медсестры слышна истерика, — не похоже, чтобы от рака. Понимаете, он был активный, двигался, ворочался, шутил, морфий ему еще колоть было не надо. Он умер после моего укола внезапно. Выходит, что с момента смерти Ивана Яковлевича и до звонка перепуганной медсестры проходит целых 25 минут. В полиции потом обратят внимание на этот факт. Через полчаса Женя уже в хосписе, прощается с дедом. В палате только двое, ни врача, ни медсестры. Убитая горем внучка бредет к сестринскому посту и находит в себе силы потребовать название препарата, после введения которого умер Иван Яковлевич. Медсестра грудью ложится на книгу назначений, а потом убегает. Появляется мужчина, назвавшийся дежурным врачом, и выгоняет Женю за порог хосписа. — Лечащего врача сейчас нет, вы сможете поговорить с ним во вторник, — сообщает он, стоя в дверном проходе как привратник. — Я хочу узнать, что кололи моему деду. Спросила у медсестры, но она отказала. — Что отказала? Кому отказала?— грубо спрашивает дежурный врач. — Мне. — А что вам надо было показать? — Мне был звонок с утра от медсестры, что он скончался странным образом не от рака после ее укола. Почему вы скрываете от родственника больного… — Что я скрываю? — Что кололи больному? — Вы знаете, где вы находитесь? Это хоспис. — Я прекрасно знаю, где нахожусь. Если вы мне не скажете, что кололи, я прямо сейчас вызываю полицию. — Да вы можете вызвать хоть космонавтов, — вызывающе бросает врач. Женя достает телефон и набирает полицию. — Я все понял, закрывай, — говорит врач охраннику хосписа и уходит внутрь. Охранник запирает двери на замок. К хоспису приезжает полиция. Сорок минут разговоров с врачами и медсестрами, и правоохранители советуют подавать заявление в Святошинское отделение Главного управления Национальной полиции (ГУНП). — Это где главврач Клюсов, мордатый такой?— уточняет оперуполномоченный Р. название онкоцентра. Оказывается, у него там тоже при невыясненных обстоятельствах умерла родственница, а врачи хамили, пока он не приехал в форме. Заявление принято. — Пусть только быстрее делают медэкспертизу, — советует опер, прощаясь с Женей. «У нас другие порядки» Утром 29 июня прокуратура дает разрешение на вскрытие, но в главном бюро судебно-медицинской экспертизы на Оранжерейной, 9 сообщают, что с разрешением прокурора принимают тела только на специальных машинах. Нужно ехать в больницу с полицией, которая привезет тело на санитарной служебной машине. Женя спешит в больницу, звонит правоохранителям, они не приезжают, морг закрывается. Вечер. Утро 30 июня. Снова в морге с разрешением прокурора в руках. — Я не могу выдать тело по бумаге прокурора, — сообщает завморгом, — мне надо посоветоваться с главврачом. Он убегает в кабинет к Клюсову, и они там шепчутся. Женя два раза вызывает полицию — она не приезжает. Пытается зайти к Клюсову с прокурорским разрешением, но получает грубый отказ выдать тело. Ее буквально выталкивают из кабинета. Женя остается возле двери, пока внутри продолжают о чем-то советоваться. Секретарь грубо отталкивает и оттуда. — Статья 39 Закона Украины «Об охране здоровья» и статья 140 УК! Выдайте мне тело для судмедэкспертизы, — делает Женя последнюю отчаянную попытку пробиться сквозь мутное стекло булгаковской «Дьяволиады». Но броню не прошибешь. — У нас в больнице другие порядки. Приходите с решением суда. И тогда отчаявшаяся Женя подписывает, как потом скажут в полиции, «смертный приговор». Заместитель главврача Андрей Кондратенко по-иезуитски предлагает решение, которое должно всех устроить — подписать под его диктовку «отказ от вскрытия» в онкоцентре, чтобы можно было отвезти тело на независимую судмедэкспертизу. — Так положено, — убедительно кивает он. Одна единственная, но судьбоносная подпись, и буквально через 10 минут появляется бумажка — свидетельство о смерти. На ней автограф лечащего врача хосписа Юлии Федорук, той самой, которая материлась в кабинете и отказывалась предъявлять схему лечения Ивана Яковлевича. В свидетельстве — причина смерти, выписанная из диагноза, без проведения вскрытия. Женя отправляется в Святошинское отделение ГУНП, а уголовное дело, оказывается, не возбуждено, номер утерян и вообще… идите к участковому. — Я простой опер, так решает начальство, — оправдывается по телефону оперуполномоченный Р., у которого тоже кто-то умер в этом онкоцентре при загадочных обстоятельствах. — Медицинская мафия непобедима. Женя идет к адвокату. Вечер 30 июня. 1 июля адвокат пытается забрать тело из больницы. Тщетно. Отправляет адвокатский запрос и заявление в полицию с требованием предоставить выписку из ЕРДР о внесении туда ведомости о совершении правонарушения. Возле полицейского участка появляется опер Р. Он снова вздыхает о непобедимости медицинской мафии. 2 июля. Адвоката приглашают на личную встречу с главврачом Клюсовым и его юристом. В присутствии Жени вручают письменный отказ предоставить данные о лечении больного — только по решению суда — и начинают откровенно угрожать. — Вы не хотите забирать тело деда, значит, мы передадим его на кремацию коммунальным службам. — Как не хочу? Ведь это вы целых 4 дня отказываетесь выдать мне тело! Глас вопиющего в пустыне. Остается выбор без выбора — или забирать тело на условиях Клюсова, то есть без проведения судмедэкспертизы, или крематорий. После того, как адвокат нашла юридически ошибки в ответе онкоцентра и заявила, что возбудит уголовное дело, Клюсову пришлось пообещать, что тело будут хранить в «надлежащих условиях» до возбуждения дела. Тайная встреча 3 июля. Юрист больницы звонит адвокату и требует срочно забрать тело, так как… «сломался холодильник». Женя мчится в морг и подписывает заявление с просьбой продержать тело до завтра. С этого момента все становятся добрыми и внимательными. Даже предлагают бесплатные услуги по подготовке с условием забора тела через государственный отдел регистрации смерти в Киеве на ул. Воровского. В полиции говорят, что дело перебросили на другого участкового и приходить к нему можно только после 7 июля. 4 июля, суббота. Похороны Ивана Яковлевича с воинскими почестями в сопровождении президентского караула — 50 лет службы в армии, ликвидатор ЧАЭС, приравненный к героям Великой Отечественной войны. — Я принимаю решение больше никуда не ходить и отпустить своих врагов с миром и прощением, как того, наверное, хотел дед, — рассказывает Женя. — Во вторник, 7 июля, мы церковно отмечаем 9 дней и впадаем в тихое отчаяние. 8 июля, среда. Юрист больницы неожиданно звонит адвокату и на повышенных тонах заявляет, что никакие сведения по лечению покойного по официальному запросу не предоставят. Однако назначают некую тайную встречу в присутствии руководства больницы, где Женя якобы сможет посмотреть карту лечения, но «ни в коем случае не делать никаких копий и не выносить их». После такого Женя, которая уже было готова все отпустить, все-таки решает идти к участковому. И, о чудо, оказывается он успел завести на больницу уголовное дело и даже собирался лично идти туда и забирать тело, но… — Увы, вы уже, поддавшись шантажу о кремации, похоронили деда, — с искренним сожалением констатировал он. — Больница специально обставила все так, чтобы вы сначала отказались от вскрытия в самой больнице, а затем они не стали содержать тело до назначения независимого вскрытия. Теперь сделать ничего нельзя. Женя поблагодарила сочувствующего участкового, закрыла дело и из последних сил вызвала скорую — уже себе. На следующий день в пятницу никакой тайной встречи не было: никто так и не позвонил. Справка Согласно налоговой декларации, в собственности Клюсова Александра Николаевича — автомобиль Peugeot 5008 2018 года выпуска стоимостью 1 млн 155 тыс. 730 грн, одна квартира и почти 900 тыс. грн на банковском счету в валютном эквиваленте. Полученная за 2019 год зарплата — около 205 тыс. грн. У жены Александра Николаевича, Клюсовой Марины Валерьевны имеется следующее: земельный участок площадью 1000 кв. м в Киево-Святошинском районе Киевской области; земельный участок площадью 600 кв. м в Бориспольском районе Киевской области; жилой дом площадью 200 кв. м в Киево-Святошинском районе Киевской области; квартира площадью 43,7 кв. м Киево-Святошинском районе Киевской области; автомобиль Fiat Qubo 2016 года выпуска стоимостью 377 тысяч грн; автомобиль Mitsubishi ASX 2.0 AT Instyle 2018 года выпуска стоимостью 713 тысяч грн; 40 000 долларов (больше 1 млн грн) в банке. Годовой доход — предпринимательская деятельность (1 млн 102 тыс. грн); отчуждение недвижимости (750 тыс. грн) и зарплата (около 38 тыс. грн). Бизнес Марины Валерьевны — розничная торговля фармацевтическими, медицинскими и ортопедическими, косметическими товарами и туалетными принадлежностями в специализированных магазинах.