Будущее медицины: как в России разрабатывают лекарства на основе редактирования генома
В университете на юге Москвы работает ученый, о котором сейчас пишут практически все мировые СМИ, в том числе такие авторитетные научные издания, как Science и Nature. Другое дело, что в публикациях идет речь о планах, которые вызывают серьезные опасения научного сообщества. 43-летний Денис Ребриков говорит, что его команда создаст первого россиянина с отредактированной ДНК. Цель — исправить мутацию гена, которая вызывает наследственную глухоту. Если ученые отредактируют эмбрион, то у двух родителей с нарушениями слуха родится ребенок без такого диагноза. Денис Ребриков, автор эксперимента по редактированию ДНК эмбриона: «Мы говорим о том, что если у человека есть патогенная мутация, которая приводит к заболеванию, то было бы, наверно, неплохо ее исправить, если других способов не существует. Вот нет их». Еще недавно Ребриков заявлял, что намерен создать ребенка, устойчивого к заражению ВИЧ. Но затем изменил планы. Дело в том, что год назад китайский ученый Хэ Цзянькуй сообщил о рождении детей с отредактированной ДНК. Мир был потрясен. После этого научные правила ужесточили, и Ребрикову пришлось выбирать для эксперимента другое заболевание: такое, от которого можно избавить ребенка только путем вмешательства в геном. Журнал Nature посвятил россиянину редакционную статью, в которой предостерег от продолжения опытов. Денис Ребриков, автор эксперимента по редактированию ДНК эмбриона: «Обжегшись на молоке, дуют на воду. Люди теперь, и в том числе ученые, они опасаются, что появятся последователи Хэ Цзянькуя, которые, недопроверив, по-тихому будут пытаться применять эту систему». Речь идет о революционной технологии. Она называется CRISPR-Сas9 и появилась в 2012 году. Профессор университета Сколково и Ратгерского университета в Нью-Джерси Константин Северинов рассказал нам, как это работает. Константин Северинов, профессор университета Сколково и Ратгерского университета: «Crispr-Сas9 — это иммунитет бактерий. Мы эту систему позаимствовали у бактерий, которые борются с вирусами. Удобно думать, что это молекулярные ножницы, которые могут направленно и запрограммированно резать ДНК. В природе это используется для того, чтобы бактерии могли идентифицировать ДНК вируса, который собирается убить бактериальную клетку, раскусить его и выжить». При помощи CRISPR-Cas9 уже появились улучшенные растения и животные: например, безрогие быки и нетемнеющие грибы. В медицине эту технологию пока только тестируют. В Петербурге, в лаборатории коммерческой компании разрабатывают лекарства, которые будут основаны на методике редактирования генома человека. Например, они могут исправить врожденные мутации или вылечить рак. Сейчас здесь создают препараты, которые позволят победить наследственные заболевания: например, гемофилию, разные виды атрофии и проблемы зрения. Дмитрий Мадера, отдел молекулярной генетики компании «Биокад»: «Можно исправить буквально один ген, и вы фактически возвращаете человеку зрение». Еще одно направление, которое здесь считают прорывным, — это лекарства для лечения рака при помощи генетического редактирования. Например, есть опухоль, которую не видит иммунитет человека. Ученые берут клетки иммунной системы, добавляют геном, который будет распознавать эти опухолевые клетки, а затем внедряют в организм. И это позволяет устранить причину болезни. Артем Филатов, RTVI: «Это лекарство, это не таблетка. Это что?» Дмитрий Мадера, отдел молекулярной генетики компании «Биокад»: «Нет, это не таблетка, конечно же. Это как правило некая суспензия, то есть раствор, в котором содержатся агенты, способные доставлять ДНК в клетку». Во всем мире такие лекарства пока на самой ранней стадии клинических испытаний, и это в лучшем случае. В России до этой фазы еще не дошли. Дмитрий Мадера, отдел молекулярной генетики компании «Биокад»: «В данном случае какой-нибудь лозунг „не проверено на животных“ не подходит. Естественно, обязательно проверять надо на животных. Многократно, причем». Главное — речь идет о вмешательстве в ДНК уже родившегося человека, а не эмбриона, как предлагает Денис Ребриков. В этой лаборатории подчеркивают: внедрение лекарственной терапии станет большим прорывом с минимальными рисками для пациента. Дмитрий Мадера, отдел молекулярной генетики компании «Биокад»: «То есть сам он получит некий бенефит, допустим, излечится. При этом он не будет модифицирован, то есть если у него будет потомство, то с ним нужно будет работать отдельно. И это на самом деле большое преимущество, потому что мы не знаем, что будет в следующих поколениях». Основная проблема CRISPR-Cas9 — это точность редактирования. Некоторые изменения происходят не там, где хотят ученые, а значит, неизвестно, какими будут результаты эксперимента с эмбрионом. Денис Ребриков уверяет, что это можно отследить еще в пробирке. Денис Ребриков, автор эксперимента по редактированию ДНК эмбриона: «Все ошибки возникают, когда это первые деления. Мы вводим препарат на стадии первой клетки, и за первые буквально два-три деления работа этой системы прекращается. Она сработала и все. Дальше этот фермент не работает. Все, что он сделал, мы анализируем перед переносом женщине, когда мы стартуем беременность. Соответственно, мы контролируем процесс». Многие генетики этого оптимизма не разделяют. Светлана Смирнихина, руководитель лаборатории редактирования генома Медико-генетического научного центра: «Работа с эмбрионами, в принципе, очень сложная. Для анализа доступно всего несколько клеток, чтобы оценить, произошло что-то с ними или не произошло. Плохое или хорошее — не важно. И этого материала недостаточно для того, чтобы со стопроцентной уверенностью утверждать, что мы исправили ту мутацию, которую пытались исправить, и не нанесли никакого вреда в других генах». Руководитель лаборатории редактирования генома Светлана Смирнихина занимается разработкой генетической терапии тяжелого наследственного заболевания — муковисцидоза. Светлана Смирнихина, руководитель лаборатории редактирования генома Медико-генетического научного центра: «Врачи обращаются к нам с просьбой помочь этим пациентам хоть как-то, разработать что-нибудь». Вопросы вызывает и цель Ребрикова: борьба с наследственной глухотой. В сообществе слабослышащих говорят, что не просили ученого о такой помощи. Екатерина Савченко, победительница Сурдлимпиады по плаванию: «Вообще, у меня ощущение, что это геноцид. Потому что мы, глухие, — это языковое меньшинство. Жестовый язык нас объединяет. У глухих есть своя история, своя культура, свои традиции. И это все может оборваться». Екатерина — профессиональная спортсменка, победительница Олимпиад среди неслышащих. У нее двое детей: старший Елисей не слышит ничего, дочери всего один год, и она чуть-чуть слышит. Екатерина подчеркивает, что для ребенка важна не только физическая возможность слышать. Нужно, чтобы окружающие его люди не молчали и объясняли, какие звуки вокруг. Екатерина Савченко, победительница Сурдлимпиады по плаванию: «Нужно постоянно иметь речевую среду, а у нас нет речевой среды. У нас семья глухих: бабушка с дедушкой тоже глухие. Нет ранней помощи в России. Какие педагоги будут ходить к нам на дом заниматься? У нас в Москве и по России абсолютно отсутствуют центры ранней помощи, специалисты, которые могли бы прийти к нам на дом и помочь поставить звуки. Этого нет в программе». Представители биотехнологического бизнеса такие тонкости не изучали. У них свои опасения. Шумиха вокруг Ребрикова может помешать развитию всей этой сферы в России. Роман Иванов, вице-президент компании «Биокад»: «Наибольший риск мы видим в том, что за этим могут последовать запретительные меры, решения о полном запрете исследований с человеческими эмбрионами, что может поставить Россию в очень уязвимое положение, поскольку эта область науки активно развивается в настоящее время во многих развитых странах». Профессор Константин Северинов высказывается еще более жестко. Константин Северинов, профессор университета Сколково и Ратгерского университета: «В этой, как и многих других областях наук о жизни, Россия находится далеко на задворках мирового прогресса. Желание по щучьему велению оказаться впереди, оно понятно, оно у нас национальное. Но надо понимать риски. Риски могут быть для тех детей, которые могли бы родиться. Риски могут быть с точки зрения реакции мирового сообщества на то, что здесь происходит. А какая здесь будет победа — не очень понятно». Российский Минздрав, кажется, услышал возражения. Там называют клиническое внедрение редактирования эмбриона преждевременным и безответственным. Впрочем, Денис Ребриков не теряет надежды. Денис Ребриков, автор эксперимента по редактированию ДНК эмбриона: «Наш подход как раз противоположен подходу Хэ Цзянькуя. Мы покажем все этапы проверки». Но пока все это происходит, сама технология CRISPR-Cas9 может оказаться устаревшей. Только что ученые из Гарварда предложили новый, более точный метод праймированного редактирования. Он позволяет снизить риск нежелательных мутаций. Так или иначе, все ученые, с которыми мы говорили, сходятся в одном: редактирование ДНК неизбежно будет развиваться. Первые препараты появятся уже через несколько лет. Но станет ли когда-либо массовым «выведение» генетически модифицированных детей — на этот счет можно делать ставки.
