Der Spiegel (Германия): «Дозиметристка тут же выбежала вон, когда увидела результаты замеров»
Прошло три недели после серьезной аварии на военном испытательном полигоне на севере России. Кремль молчит о ее причинах и последствиях. Зато, к неудовольствию российского руководства, многое рассказали врачи больницы, где оказывали медицинскую помощь некоторым пострадавшим. Восьмого августа 2019 года в Нёноксе на берегу Белого моря взорвался ракетный двигатель вместе с ядерным источником энергии. Какое новое оружие там испытывали и какого рода был источник энергии, неизвестно. В Вашингтоне предполагают, что речь идет о разработке крылатой ракеты с ядерным двигателем, которую президент Путин публично представил в 2018 году. Официальные сообщения о взрыве пока очень немногословны. Судя по всему, при взрыве погибли пять сотрудников Федерального ядерного центра в Сарове, а также двое военнослужащих. Но зато поступает все больше и больше информации неофициального характера — от возмущенных врачей из Архангельска. В тамошнюю областную больницу поместили трех тяжелораненых, не предупредив врачей о радиоактивном заражении пострадавших. Об этом сообщили The Moscow Times и некоторые другие российские средства массовой информации. Корреспонденты «Шпигеля» поговорили с одним из врачей областной больницы. Имя и должность врача редакции известны, но по желанию интервьюируемого названы не будут. Мы воспроизводим его рассказ в сокращенной форме. «Восьмого августа была не моя смена. Об аварии уже поползли слухи, в регионе началась паника, люди стали запасаться йодом. Вечером коллеги написали мне, что к нам поступили эти самые пациенты. Лишь в понедельник коллеги все рассказали, и у меня волосы дыбом встали. Я поговорил практически со всеми задействованными группами — травматологами, хирургами, нейрохирургами, анестезиологами, санитарами и медсестрами». Поступление в больницу «Пациентов привезла к нам бригада скорой помощи нашей больницы во второй половине дня, точнее, в половине пятого. Пострадавшие были мужчинами лет тридцати или младше. Они были голые, покрыты пленкой, их одежда была упакована в пластиковые мешки. У одного был перелом позвоночника, у другого — перелом тазовой кости, как я думаю. Ранения тяжелые, но неопасные для жизни. Персонал их осмотрел, затем сделали компьютерную томографию и отправили в операционные, все трое нуждались в операциях». Первое подозрение «Никто в больнице не работал в противоатомных защитных костюмах. При приеме пациентов их обследовали подчас голыми руками. И в операционных врачи работали в обычных медицинских масках, и то только тогда, когда того требовали обстоятельства. Ничто не указывало на то, что пациенты подверглись радиоактивному заражению. При этом врач скорой помощи на месте аварии указал местному начальству на такую возможность. Но информация дальше не пошла». Шок в операционной «Перед началом операции в операционную пришли дозиметристы. Одна из них тут же выбежала из помещения, как только увидела результаты замеров. На голове одного из пациентов было обнаружено облучение бета-частицами в 25 тысяч микрорентген в час. Поэтому пациентов тут же из операционной отправили назад в приемный покой и по очереди обмыли в ванной. Ванна после этого была настолько заражена, что военные ее позже увезли и утилизировали. После помывки измерение на пациентах было произведено повторно, и решили все-таки их оперировать. Все пациенты до утра субботы оставались в операционной». Смерть «После операций пациентов должны были переправить в Москву. Двое из них умерли еще по дороге в аэропорт — причем от последствий облучения, а не от других повреждений. Я сам опрашивал их лечащих врачей. Кроме того, фотокопия врачебного заключения одного из пациентов попала в интернет. У него было 25 000 лейкоцитов на микролитр крови при максимально допустимом показателе в 10 000. Это огромное превышение. Оба пациента умерли от острой лучевой болезни». Вопросы и обвинения «Трое других пострадавших от того же взрыва с легкими ранениями были доставлены в другую архангельскую больницу — клинику имени Семашко. Но их уже заранее подвергли дезактивации. Почему же у нас этого не сделали? И почему вообще раненых с военного полигона привезли в гражданскую больницу? Мы совершенно не оборудованы для лечения людей, подвергшихся облучению. К моменту поступления пациентов в больницу прошло четыре часа после взрыва. Ответственные лица наверняка уже знали, что произошло. Но они просто решили не информировать персонал». Уничтожение улик «На следующий день пришли сотрудники ФСБ и заставили всех, кто имел к делу хоть какое-то отношение, подписать обязательство о неразглашении. В пятницу все истории болезни были конфискованы, а том числе и электронные. Но в больнице все возмущены, люди будут говорить. Мы понимаем, что у нас теперь нет доказательств, чтобы обратиться в суд или прокуратуру. Все конфисковано. Нас интересует только одно: как найти людей, которые скрыли от нас радиоактивное заражение и распорядились эвакуировать пострадавших в нашу больницу. По слухам, решение принималось на очень высоком уровне — возможно, заместителем министра обороны, с губернатором и главным врачом больницы обо всем договорились, скорее всего, устно». Объяснения «В понедельник состоялась встреча с представителями Министерства здравоохранения. Они лживо утверждали, что нет информации о радиоактивном облучении и его уровне. Хотели отделаться от нас, выразив благодарность. Но после встречи было принято решение всех контактировавших с пострадавшими послать в Москву для обследования — 57 человек из нашей больницы. Но на самом деле в Москву отправили лишь 20 человек. Как только у одного из сотрудника там обнаружили цезий-137, хотя и в незначительных количествах, все отменили. С тех пор эксперты из Москвы приезжают к нам и обследуют нас на месте. Но, с нашей точки зрения, это какая-то профанация. Тут нет необходимого оборудования для обнаружения радионуклидов. Сделали лишь анализы крови и мочи, и провели обследование щитовидной железы». Реакции «Некоторые врачи взяли отпуск, другие утешают себя тем, что получили невысокие дозы, но недовольны все. В прокуратуру мы обращаться не будем из-за отсутствия документальных доказательств, уволиться тоже нельзя, ведь жить чем-то надо. Я поговорил с коллегой, у которого обнаружили цезий-137. Видно, что он очень обеспокоен, но он пытается смириться со случившимся. А что еще делать? Обращение с врачами один в один как в Чернобыле. У меня волосы дыбом вставали, когда свидетели рассказывали об этом. Можно подумать, что после Чернобыля совершенно ничего не изменилось».
