«Мой главный инструмент — микроскоп». Нижегородский патологоанатом — об изнанке своей работы
«Я выросла среди врачебных разговоров — для меня всё было понятно» — У нас в семье три поколения медиков, поэтому я хотела стать врачом ещё с детства. Выросла среди врачебных разговоров — для меня всё было понятно. Дедушка и бабушка дружили с великими нижегородскими медиками: М.В. Колокольцевым, Б.А. Королёвым, Н.Н. Блохиным и другими. В патологическую анатомию попала почти случайно: пришла на лекцию к своему будущему учителю — патоморфологу из Санкт-Петербурга Олегу Константиновичу Хмельницкому. И загорелась. Патанатомия — прекрасный предмет! Здесь никогда не останавливаешься в развитии: каждый день появляется что-то, чего не знаешь. Спектр знаний настолько многогранен, что патоморфолог не сравнится ни с одним узким специалистом. На сегодняшний день патанатомия — это не архаичный морг и установление причины смерти. Это высокотехнологичная лаборатория с молекулярными методами диагностики и определением прогноза лечения. Космос просто! Я долго работала на кафедре, общалась со студентами — это здорово помогает отточить профессиональный навык. Потом ушла в клинику Приволжского исследовательского медицинского университета — здесь занимаюсь практической деятельностью. «У всех есть потери, которые причиняют невероятную боль» — Не стоит забывать, что мы шесть лет учимся, проходим серьёзную подготовку, которая нас профессионально формирует. Мы знаем, что будем работать с больными, плачущими, страдающими и даже мёртвыми людьми. Просто мы так воспитаны, так выращены. Но я не лишена сострадания и не абстрагируюсь от сопереживаний. Не вижу ничего плохого в том, чтобы сказать слова поддержки людям, у которых скончался близкий человек. Дело в чём — врач думает не об ощущениях, а о том, что надо поставить диагноз. К этому надо подходить профессионально. Хирург же не падает от вида крови. Нет ужаса — есть задача. И её надо решить. Я не перемешиваю жизнь и работу. У всех есть потери, которые причиняют невероятную боль. Не знаю, как к усопшим относятся люди не медицинских профессий, но, наверное, моё отношение не сильно отличается. Вы говорите, что есть стереотип, мол, патологи «несколько странные». А кто от мира сего? Хороший писатель или хороший художник тоже подходят под определение «странный». Этот ярлык можно повесить на кого угодно. Такой же глупый стереотип, как, например, суждения о хирургах, как о бездушных людях, или о гинекологах, как о ветреных. Все мы обычные люди. Только морг и ничего больше? — Поскольку я заведующая отделением, начинаю день с обхода: смотрю на объём работы, распределяю её. Учитывая, что мы работаем в Университетской клинике, сотрудники отделения, кроме клинической работы, занимаются и научными разработками. Всего у меня в команде 11 человек. Как и у всех врачей, у меня есть план — за смену нужно решить определённые задачи. Рабочий день может легко затянуться до позднего вечера. Можно сказать, что патологоанатом — универсальный врач, поскольку диагнозы надо ставить по самым разным направлениям. В принципе, всё определяется структурой учреждения, его функционалом. У нас в клинике изучают опухоли кожи и мозга, патологию костей, мягких тканей и т. д. У кого-то таких возможностей нет, и спектр исследований может быть ограничен. Вскрытие — немаловажная часть работы патологоанатома. Это определение причины смерти, её анализ, разговор с клиницистом, понимание качества оказания медицинской помощи. Но основная часть работы все же не вскрытия, а прижизненная диагностика. Это работа или с биопсийным материалом (кусочки тканей. — Прим. ред.), взятым с целью установки диагноза, или с операционным, когда мы уже определяем природу заболевания и зачастую прогноз лечения. Работа патологоанатома XXI века После удаления опухоли у пациента ее необходимо исследовать, чтобы поставить диагноз. Опухоль может быть больших размеров, а для исследования необходим очень небольшой фрагмент, выбор которого производит врач — сам процесс на нашем сленге называется «вырезка». Первым делом ткань термически обрабатывают в специальном растворе: это позволит ей не испортиться и законсервировать свои свойства. Затем лаборант помещает фрагмент опухоли в парафин, остужая в специальной форме. Он будет доступен для исследований в течение 25 лет. Из этих фрагментов и состоит так называемый биологический банк, который находится в ПИМУ. Природу опухоли можно уточнить с помощью огромного аппарата под названием иммуногистостейнер. Он умеет выявлять антиген для каждого гена опухоли. Помещая в него фрагменты ткани, мы их специальным образом окрашиваем, выявляя происхождение новообразования. Мой главный инструмент — микроскоп. С ним я провожу большую часть рабочего времени. Препараты, лежащие на стекле, изучаются методом световой микроскопии с помощью проходящего через объективы и окуляры света. Есть еще метод флуоресцентной микроскопии в темном поле. Окрашенные фрагменты клеток выглядят в виде красных и зеленых точек. Это изображение можно вывести на монитор компьютера — так легче считать эти точки. Наличие и количество комбинаций светящихся точек говорит о молекулярной природе опухоли, зная которую, можно оптимально планировать ход лечения и выбор лекарственной терапии опухоли. Личные наблюдения за 22 года работы — Мне кажется, для нашей профессии подходят все врачебные качества. Конечно, здесь нужно больше усидчивости. Обязательно желание развиваться — наука летит вперёд стремительными темпами, и мы должны успевать за ней. Например, до 2016 года у нас был один взгляд на опухоли мозга — и он был правильный. Затем было предложено учитывать ещё и молекулярную структуру опухоли. И вся картина мира изменилась! Сейчас мы работаем новым методом, но нам пришлось вложить все свои знания и усилия — мы смогли перевернуть свой мир! Благодаря развитию науки судьба больного меняется. За время своей работы я также заметила, что у меня и моих коллег особо развит зрительный анализатор — из тысячи клеток мы должны выбрать именно ту, которая патологична. Патолог со стажем абсолютно не суеверна из-за специфики своей профессии — нижегородка считает, что это глупость. — Ты приходишь и решаешь задачу, — заключила Наталья Орлинская. — Если на эту ерунду остаётся время, значит надо увеличить количество работы. NN.RU также публиковал историю студентки медколледжа, которая проходит практику на скорой помощи. Она рассказала об изнанке профессии врача и развеяла некоторые мифы об их бездушности.
