Спасти рядового Голикова: курсант военной академии сражается за жизнь — ему не могут найти донора

Новосибирец Михаил Голиков мечтал о карьере в армии и поступил в Михайловскую военную артиллерийскую академию Санкт-Петербурга — одно из старейших и престижнейших военно-учебных заведений страны. Ему прочили успехи на службе и сразу же взяли в команду по гребному спорту. Михаил готовился к соревнованиям в Японии, когда у него появился странный кашель — курсант лечил простуду, которая не проходила месяцами. Своё недомогание сибиряк списывал на непривычную для него питерскую сырость, но вскоре врачи нашли у Михаила несколько злокачественных опухолей — в его организме стремительно развивалась агрессивная лимфома. За два года лечения Михаил уже дважды выходил в ремиссию, но не смог удержаться — лимфома вновь и вновь возвращалась. Его семья считает, что новосибирские врачи изо всех сил бьются за Михаила, но им не хватает возможностей — в городе нет даже аппарата ПЭТ-КТ, чтобы вовремя замечать ухудшения. Спасти Михаила может только пересадка костного мозга от донора, но и тут ему не повезло — родной брат оказался несовместим, а не родственного донора в российских регистрах сегодня нет. Корреспондент НГС встретилась с Михаилом Голиковым и его мамой Еленой Ивановной — они рассказали, как семьи и врачи в провинции пытаются спасти онкобольных, когда в городе нет необходимой техники. Новосибирцу Михаилу Голикову всего 24 года, но его жизнь дважды менялась кардинально. Первый раз — когда он решил забрать документы с факультета бизнеса НГТУ, чтобы пойти в армию, а после поступить в Михайловскую военную артиллерийскую академию Санкт-Петербурга и сделать армию своей жизнью. «Ему в армии сразу советовали поступать в Михайловскую артиллерийскую академию в Питере. Он активный, сообразительный, чувствовал, что армия — это его. Домой он со службы вернулся весной, решил немного отдохнуть. Когда надумал поступать, мы не хотели отпускать так далеко. Когда стал проходить комиссию в институт на Ине (НВИ), терапевт не пустил — не понравилось сердце, хотя нормально в армию брали, он ещё полгода от института по контракту прослужил. Потом сам отправил документы в Питер и поступил», — рассказывает о сыне мама Елена Ивановна. Там высокого крепкого парня (рост Михаила 1,92 метра) быстро взяли в команду по гребле — всего через несколько месяцев тренировок Михаил вошёл в основную команду и готовился к зарубежным соревнованиям. «Готовились к соревнованиям в Японии, оказывается, я тогда болел. Жаловался тренеру на кашель, он рекомендовал мне то-то и то-то. Я продолжал ходить на тренировки, потому что команда была уже сформирована, никого не хотел подвести», — вспоминает Михаил. Тогда он и не подозревал, что простой кашель может означать что-то серьёзнее бронхита. Второй раз жизнь круто изменилась, когда стало понятно: это не просто кашель. Михаил списывал недомогания на акклиматизацию, непривычную сырость, ведь курсанты постоянно ездили в поля на сборы, ночевали в палатках, он бесконечно принимал сосательные таблетки для больного горла. На каникулах Михаил приехал в Новосибирске, и родители отправили его частную клинику, где ему поставили диагноз «бронхит». Когда Михаил вернулся на учёбу, его состояние стало ухудшаться — за ухом выскочила шишка. «Всё говорил: "До каникул дотяну". Потом он пошёл в наряд, и лицо разнесло — отёк, ещё одна шишка подключичная появилась. Побежал в Военно-медицинскую академию, его отправили в хирургию, где вырезали шишки и отправили на гистологию. Отказалась такая беда — Т-крупноклеточная лимфобластная лимфома, 4-я стадия»,— вытирая слёзы с глаз, произносит мама. Врачи ВМА провели Михаилу 8 курсов химиотерапии по европейскому протоколу — медики рекомендовали пройти ещё поддерживающую лекарственную терапию, но, как утверждает Елена Ивановна, в сегодня в России её нет. Вернувшись в Новосибирск после 9 месяцев лечения, Михаил думал, что всё позади, — поехал на свадьбу друга из академии и не подозревал, что болезнь может так скоро дать знать о себе вновь. Сперва заболело ухо, спина, опять появился кашель — несмотря на документы из ВМА, врач частной клиники убеждал, что это всё что угодно — отит или невроз, — но никак не рецидив. Елена Ивановна, объясняет, что семья тогда переезжала и жила на съёмной квартире, поэтому у Михаила не было прописки, чтобы прикрепиться к государственной поликлинике. «Когда всё-таки отправили на рентген, оказалось, что у Миши рецидив. Он стал себя плохо чувствовать, задыхался. Нужно было лететь на на ПЭТ-КТ (позитронно-эмиссионная компьютерная томография, один из методов диагностики онкологических заболеваний. — Прим. ред.), у нас в Новосибирске его нет. Мы пытались сами записаться, но очередь была несколько месяцев. Мы договорились через ВМА на 3 сентября, чтобы те врачи посмотрели, как у него всё устаканивается», — вздыхает Елена Ивановна, она постоянно теребит синий платочек, который, кажется, впитал в себя множество материнских слёз. Лечение пришлось начинать заново — снова химии, капельницы и тяжёлое состояние. В ноябре Михаил вновь вошёл в ремиссию — врачи перевели его в клинику иммунопатологии, где ему должны были провести трансплантацию своих стволовых клеток. Параллельно Елена Ивановна консультировалась со специалистом из ВМА — там врачи настаивали на ПЭТ-КТ. Провести трансплантацию в Новосибирске не удалось. Во время стимуляции клеток медики заметили, что болезнь не отступила. Вновь нужно лечение, и, как признаётся мама, с каждым разом лекарства всё тяжелее и тяжелее. Достать их в Новосибирске очень сложно, а в больницах города просто-напросто нет современного оборудования. «У нас осталось последнее лекарство — неларабин. Его перевели в Чкаловскую, чтобы провести курс. Спасибо Поспеловой [Татьяна Ивановна, гематолог], она достаёт неларабин, лекарство очень дорогое. Его использовали в Новосибирске один или два раза. Но дальше-то что? Донора нет! Из питерского института имени Горбачёвой пишут, что донора нет, но это же не крест на человеке. Нам сказали самим заниматься поиском донора, этим в клиниках не занимаются», — сетует мама. Врачи ей сказали, что про Мишу «уже весь город знает»: над его случаем ломает голову всё медицинское сообщество Новосибирска, но как получить направление на химиотерапию в специализированный федеральный центр — никто не может сказать. Корреспондент НГС отправила 21 марта запрос в министерство здравоохранения Новосибирской области с вопросами о том, как житель региона может получить направление и при каких показаниях пациент имеет право пройти лечение в федеральных медицинских центрах, однако получить ответ оперативно не удалось. Голиковы долго не решались рассказать о болезни сына даже друзьям и знакомым. Елена Ивановна признаётся, что тяжело, когда люди идут с расспросами: рассказывать каждому невыносимо трудно, да и страшно сглазить малейший прогресс. Решились только, когда поняли, что потенциально у Миши нет донора — родной брат Александр оказался несовместим с ним, а подходящего не родственного донора в регистре не нашлось. «В России у меня нет донора, брат не подошёл. Рассказать друзьям не было страшно, но просить о помощи неловко. Я привык всё сам решать, хотя я знал, что мне друзья не откажут, всегда откликнутся. Посмотреть на западные страны, Европу, — там база шире, чем у нас, найти проще. Мне кажется, что, когда я шучу, это поддерживает других — они ходят разбитые, грустные. Со мной пообщаются и заряжаются», — во время интервью Михаил старается не подавать вида, что вообще в больнице и серьёзно болен. Даже когда он узнал, что донора для него сейчас нет, он не отбросил свои планы на будущее — после лечения он хочет всё-таки получить высшее образование и выбирает вуз в Новосибирске. Как объясняет представитель благотворительного фонда «Русфонд» Елизавета Бражник, сегодня в России не хватает доноров костного мозга. Российских регистров несколько, но в них состоят всего около 95 тысяч потенциальных доноров. Тем временем в Германии — 8 миллионов, в США — 10 миллионов человек. В конце 2018 года «Русфонд» вместе с компанией «Инвитро» начали бессрочную акцию, когда любой человек может бесплатно сдать кровь на типирование и войти в Национальный регистр доноров костного мозга им. Васи Перевощикова. «Человек сдаёт 5 миллилитров крови, эта кровь отправляется на типирование в нашу лабораторию в Казань — определяется набор антигенов тканевой совместимости. Результаты типирования вносятся в регистр, куда имеют доступ врачи. Если они видят, что фенотип совпадает с фенотипом их пациента, они звонят врачу нашего регистра. Человеку звонят и спрашивают, готов ли он стать реальным донором, начинается медобследование. Типируют донора в течение 1–3 месяцев, в течение пары месяцев человек получает на e-mail сообщение, что он в регистре», — объясняет Елизавета Бражник. Сейчас друзья и бывшие одноклассники Михаила вошли в регистр, они надеются, что кто-нибудь из них внезапно окажется подходящим донором. После интервью мама Михаила Елена Ивановна говорит, что сын согласился рассказать о своей болезни не только ради себя — если даже не помогут ему, то есть шанс, что хотя бы кому-то из больных детей донор найдётся. «Он мне говорит: "Когда дети болеют, они не понимают, а когда ты взрослый — ты знаешь, что будет в конце"», — повторяет Елена Ивановна слова сына. Больше материалов по теме онкологии: В феврале НГС рассказал историю маленькой сибирячки Таси — незнакомый слесарь из Кирова несколько лет назад вступил в регистр и вскоре спас девочку от страшной болезни. Автор НГС Дарья Януш провела в больницах почти 10 месяцев — она откровенно рассказала читателям, как в Новосибирске лечат рак на самом деле.