Похоже, у людей есть два "я", и одно придает жизни смысл. Отрывок из книги об умирании

Феноменальные медицинские прорывы последних десятилетий породили противоречие, которое не сразу бросается в глаза. С одной стороны, после Второй мировой войны ожидаемая продолжительность жизни в среднем по миру выросла в полтора раза: с 46 лет в 1950-м до 71 года в 2015-м. Намного больше людей встречают старость, но мы, молодые, не всегда можем о них как следует позаботиться. Впрочем, это еще вопрос — как следует. Культура, где смерть избегают, вытесняют, маскируют, не дает понять, что действительно заботит человека перед смертью и что ему нужно. Об этом и пишет бостонский хирург с индийскими корнями в своей книге. Ее содержание, как и полное название — "Все мы смертны. Что для нас дорого в самом конце и чем тут может помочь медицина", делится на две части. В первой Гаванде рассуждает о домах престарелых и о том, как старикам сохранить достоинство, во второй — об умирании и паллиативном уходе, где появляется упомянутая в отрывке Джуэл Дуглас. Рак вызвал у нее непроходимость кишечника, то есть лишил возможности есть. Перед ней встал выбор: делать или не делать операцию. В случае успеха она бы не так сильно страдала, но вмешательство хирурга могло ее просто убить. Гаванде пишет от сердца и, возможно, поэтому не боится тяжелых выводов. Например, что иногда самый мужественный и правильный поступок — ничего не делать (об этом он говорит, рассказывая историю больного раком отца, тоже хирурга). Какой толк оттягивать смерть, если смысл жизни не в том, чтобы протянуть лишний день, неделю, месяц. У нашего мозга есть два способа оценки такого опыта, как страдание: во-первых, мы воспринимаем подобные переживания непосредственно, в тот момент, когда они происходят, во-вторых — оцениваем их ретроспективно, когда они уже закончились. И эти два способа принципиально противоречат друг другу. Нобелевский лауреат Даниэль Канеман в своей великолепной книге Thinking, Fast and Slow приводит в качестве иллюстрации несколько своих экспериментов. В одном из них, который Канеман проводил вместе с Дональдом Редельмейером, профессором медицины из Университета Торонто, участвовали 287 человек, которым как раз в это время предстояло пройти колоноскопию и процедуру извлечения камней из почек. Ни в том, ни в другом случае не использовался общий наркоз. Исследователи выдали пациентам устройство, позволявшее им каждые 60 секунд оценивать уровень боли, которую они испытывали, по шкале от 1 (боли нет) до 10 (нестерпимая боль). Эта система позволяла количественно оценить их непосредственное ощущение страдания в каждый данный момент. Затем, когда болезненная процедура была уже позади, пациентов просили оценить общее количество боли, которую они испытали за это время. Процедуры длились от четырех минут до часа с лишним. Как правило, пациенты говорили, что они на протяжении больших отрезков времени не чувствовали никакой боли или лишь умеренную боль, но время от времени случались моменты сильной боли. Треть пациентов, проходивших колоноскопию, и четверть пациентов, избавлявшихся от камней в почках, по крайней мере один раз в течение процедуры оценили боль в десять баллов. Интуитивно мы сразу готовы предположить, что оценка по итогам процедуры должна более или менее соответствовать среднему значению оценок в каждый данный момент этой процедуры. Все мы думаем, что краткое болевое ощущение лучше, чем продолжительная боль, и что в среднем слабая боль лучше, чем в среднем более сильная. Однако в данном случае наблюдалась совершенно другая картина: в ретроспективных оценках продолжительность боли по большей части вообще игнорировалась. Эти оценки лучше всего подчинялись закону, который Канеман назвал "правилом пик — конец" (Peak-End rule): оценку определял уровень боли всего в два момента — в самый болезненный момент процедуры и в самом ее конце. Гастроэнтерологи, проводившие процедуры, оценивали уровень страданий, которые они, по их мнению, причиняли больным, точно так же, как сами пациенты: по уровню боли в пиковый момент процедуры и по уровню боли в конце, а не по общему количеству боли. Похоже, у каждого из нас есть два независимых "я" — "ощущающее я", которое с одинаковой остротой переживает каждый конкретный момент, и "вспоминающее я", которое в конце концов выносит суждение, опираясь всего на два момента — самый тяжелый и самый последний. Причем "вспоминающее я", похоже, следует правилу "пик — конец", даже если финал процедуры был аномальным с точки зрения ее логики. Всего несколько минут без боли в конце медицинской процедуры — и общая оценка уровня боли у пациентов резко снижалась, даже если совсем недавно им пришлось на протяжении получаса с лишним испытывать боль очень высокого уровня. "Не так уж это было и ужасно", — вспоминали они потом. С другой стороны, болезненный финал процедуры не менее резко поднимал общую оценку уровня боли. Дальнейшие эксперименты, проведенные в различной обстановке, подтвердили верность правила "пик — конец" и нашу склонность ретроспективно игнорировать продолжительность страданий. Кроме того, исследования показали, что оценка приятных переживаний подчинена тому же правилу. Каждому знакома ситуация, когда спортивная команда, прекрасно игравшая в течение почти всего матча, в финале вдруг бездарно упускает победу. Зрителям кажется, что этот финал погубил все удовольствие от зрелища. В основе такого суждения — глубинное противоречие: если "ощущающее я" в течение нескольких часов получало удовольствие и лишь в конце испытало краткий миг неудовольствия, то "вспоминающему я" удовольствия не досталось вовсе. Если "вспоминающее я" и "ощущающее я" могут настолько по-разному оценивать один и тот же опыт, то возникает сложный вопрос — к которому из этих "я" мы должны прислушаться? Именно это на самом деле и терзало Джуэл Дуглас — а в какой-то степени и меня, раз уж мне предстояло помочь ей сделать выбор. Кого должна слушать Джуэл — свое "я" вспоминающее (или, в данном случае, прогнозирующее), которое сосредоточено на самом худшем варианте развития событий? Или ей лучше довериться своему "я" ощущающему, которое, вероятно, впоследствии будет испытывать в среднем меньший уровень страданий, если Джуэл согласится на операцию, а не просто уедет сейчас домой? Возможно, к ней даже на какое-то время вернется способность нормально есть. На закате дней человек не вспоминает свою жизнь как некое среднее арифметическое из всех ее моментов — в которых по большей части не было ничего особенного, не говоря уже о времени, проведенном во сне. Для большинства человеческих существ жизнь обретает смысл, поскольку это связная история. История имеет смысл только как целое, но повороты ее сюжета определяются самыми важными моментами — такими, когда что-то происходит. Измерения уровней удовольствия и страдания человека в тот или иной конкретный момент упускают из виду этот фундаментальный аспект человеческого бытия. Жизнь, которая со стороны кажется счастливой, на самом деле оказывается пустой. Нам кажется, что чья-то жизнь полна невзгод, но на самом деле она посвящена великому делу. Наши цели более значительны, чем мы сами. В отличие от "ощущающего я", которое живет настоящим моментом, "вспоминающее я" пытается распознать не только пики радости и ущелья несчастья, но и то, как в целом развивается история жизни. А это во многом определяется тем, как обернется дело в самом конце. Почему футбольный болельщик позволяет нескольким неприятным минутам в конце матча стереть из его памяти полтора часа блаженства? Потому что футбольный матч — это связная история. А в любой истории очень важен финал. При этом мы понимаем, что "ощущающее я" тоже не стоит игнорировать. Ведь пик и конец — не единственное, что следует брать в расчет. И "вспоминающее я", которое всегда предпочло бы миг величайшей радости годам тихого счастья, едва ли ведет себя мудро. Канеман замечает: Если наше время ограничено, и мы не уверены в том, как наилучшим образом обеспечить собственные приоритеты, мы вынуждены учитывать тот факт, что и “ощущающее”, и “вспоминающее я” имеют значение. Мы не хотим долго терпеть боль и ограничиваться лишь кратким удовольствием. Однако есть такие удовольствия, ради которых вполне стоит пострадать. В истории важны и кульминации, и финал.