От эмпирической медицины к научной

Почему каравеллы и галеоны, давшие португальцам власть над Индийским океаном на целый век, не смогли одолеть галеры мусульман в Красном море? Почему оружие испанцев, сокрушившее империи ацтеков и майя, не помогло им в Чили и Африке? Почему полное господство США в воздухе не позволило американцам добиться своих целей в Ираке и Афганистане? Об этом, а также о сложным отношениях западного империализма и новых технологий в своей книге «Власть над народами», опубликованной в издательстве «Дело», рассказывает историк Дэниел Хедрик. Indicator.Ru публикует отрывок из этой книги. XIX столетие ознаменовалось необычайными достижениями в здравоохранении, что привело к снижению заболеваемости и смертности как в странах Запада, так и среди оказавшихся в тропиках европейцев. Согласно общепринятому мнению, достижения эти стали следствием открытий доблестных ученых, результаты их были использованы врачами и техническими работниками для решения проблем реального мира, а благодарное население с энтузиазмом принимало результаты труда врачей и санитаров. Однако это — излишне романтичный и упрощенный взгляд на то, каким образом усовершенствования в области здравоохранения реализовывались на практике. В действительности же взаимосвязь между наукой, практическим применением ее достижений и их результатами была далеко не столь однозначной. Сложность ситуации объяснялась, во-первых, симбиотическими отношениями между эмпирическими открытиями и научными теориями. Стремительная индустриализация и урбанизация Европы и Северной Америки в XIX в. создавали не только трудности, но и благоприятные условия для экспериментов, результаты которых позволяли добиваться значимых улучшений в области здравоохранения. Точно так же и экспедиции европейцев в тропики позволили проводить там эмпирические наблюдения и популяризировать полученные результаты; отличная иллюстрация к сказанному — внедрение профилактического применения хинина. Развитие научной медицины также осложнялось конкуренцией между теориями, пытавшимися дать объяснение заболеваниям. Теории о микробах как причине болезней удалось возобладать над остальными далеко не сразу. Наконец, даже когда практическое применение эмпирических выводов или лабораторные открытия самым недвусмысленным образом указывали на то, что именно требовалось делать, принятие необходимых мер затягивалось по причине укоренившихся привычек, сопротивления новым идеям, корыстных интересов или же просто из-за дороговизны нужных мер (подобные реакции свойственны не только XIX в.: достаточно вспомнить о противодействии, с которым пришлось столкнуться исследованиям стволовых клеток, преподаванию учения об эволюции животных организмов, профилактике СПИДа, и о бытующей и поныне вере в паранормальные явления, — прим. Д. Хедрик.) Во многих случаях практическое применение эмпирических выводов опережало научные объяснения той или иной болезни на десятки лет. Мы уже успели ознакомиться с тем, каким образом вакцинация, принцип которой был разработан в 1790-х гг. Эдвардом Дженнером, значительно укрепила демографическое преимущество европейцев перед индейцами Северной Америки. Еще одним известным случаем применения эмпирических выводов на практике стал эксперимент, проведенный доктором Джоном Сноу и выявивший источник вспыхнувшей в 1854 г. в Лондоне эпидемии холеры, которым оказалась водозаборная колонка на Брод-стрит. Сноу обратил внимание на взаимосвязь между болезнью и водой, которой обеспечивала жителей одна из водопроводных компаний. Сноу убедил власти снять с колонки рукоять насоса, что заставило жителей потреблять воду из других колонок, после чего число новых заболеваний на Брод-стрит резко пошло на убыль. При написании работы о взаимосвязи между потреблением воды из определенных колонок и холерой Сноу не просто излагал отдельные случаи, а оперировал конкретными цифрами, что было более убедительным для общественного мнения, которое к тому времени уже научилось доверять цифрам. Тем не менее, поскольку доказать предположение о взаимосвязи между водой и заболеванием не представлялось возможным, известные ученые встретили его выводы в штыки. И все же благодаря усилиям Сноу и мерам, предпринимаемым прочими реформаторами санитарно-гигиенической системы, ситуация с водоснабжением в городах Европы и Америки со временем улучшилась. В то время воду фильтровали с помощью песка и древесного угля, очищая ее от взвешенных частиц и избавляя от неприятных запахов. В тропиках фильтрация зачастую проводилась бессистемно, с применением веществ и оборудования, которые оказывались не в состоянии очистить воду от опасных бактерий. Во время военных кампаний мучимые жаждой военные не соблюдали даже элементарные предосторожности. Тем не менее фильтрация воды сыграла свою роль в снижении смертности, что отмечалось военными врачами при подведении итогов экспедиций на Магдалу и Кумаси. Одним из важнейших медицинских достижений XIX в. стало наблюдение венгерского акушера Игнаца Земмельвейса: мытье рук перед оказанием помощи при родах значительно снижало число случаев родильной горячки, бывшей в то время (1850-е гг.) главной причиной смерти среди рожениц. Вслед за этим в 1860-х гг. было сделано еще одно важное наблюдение, на этот раз — английским хирургом Джозефом Листером: стерилизация инструментов и дезинфекция прочих поверхностей фенолом существенно снижали число инфекционных заражений при хирургических операциях. Еще одна полезная практика, к которой пришли эмпирическим путем, — эвакуация военных и гражданских лиц европейского происхождения на высокогорье при вспышках эпидемий. Эта практика восходила еще к Средневековью, когда те, кто мог себе это позволить, покидали города во время эпидемий чумы. В тропических же колониях европейцы перемещались либо в высокогорные лагеря, либо обратно в Европу, полагая при этом, что бегут от миазмов или вредоносного воздуха низин. Однако наукой медицина стала благодаря не статистике и эпидемиологии, а прорыву в бактериологии. С момента изобретения микроскопа в XVII в. ученым было известно о существовании простейших организмов, которые были слишком малы, чтобы их можно было разглядеть невооруженным глазом. Однако только к середине XIX в. микроскопы и другие лабораторные приборы позволили выявить взаимосвязь между конкретными микроорганизмами и их влиянием на здоровье человека. В 1860-х гг. француз Луи Пастер продемонстрировал, что брожение вызывалось дрожжевыми грибками и что высокие температуры приводили к смерти данных микроорганизмов, а, следовательно, останавливали или предупреждали процессы брожения и гниения. В 1877–78 гг. Пастеру удалось определить возбудителей сибирской язвы. Вскоре после этого открытия немецкий ученый Роберт Кох проанализировал показатели заболеваемости сибирской язвой в Гамбурге и Альтоне, двух расположенных рядом друг с другом городах, водоснабжение которых осуществлялось за счет одной и той же реки. Вода, поступавшая в Альтону, проходила через медленный песочный фильтр, покрытый отложениями плесени, в то время как вода, питавшая систему водоснабжения Гамбурга, фильтрации не подвергалась. Из своих наблюдений Кох сделал вывод о том, что песок и плесень эффективно удаляли из воды вредоносные бактерии. Врач также разработал методику выращивания бактерий в лабораторных условиях. В 1883 г., когда в Египте разразилась эпидемия холеры, Кох выявил бактерию («холерный вибрион») и то, каким образом она попадала из канализации в питьевую воду, что позволило наглядно подкрепить выдвинутую Джоном Сноу гипотезу. Обнаружение бактерий, вызывав ших те или иные заболевания, привело к развитию вакцин; к 1893 г. появилась вакцина против холеры (пусть и короткодействующая). С этого момента в научной литературе теория миазматического происхождения заболеваний постепенно уступает место теории об их микробной природе. Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще. Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.