Организатор большой медицины Андрей Гречко живет, чтобы работать

Во вторник, 15 мая, в парке санатория «Узкое», входящего в состав уникального Федерального научно-реабилитационного центра реаниматологии и реабилитологии (ФНКЦ РР), появится Аллея ветеранов. Не просто так, а по поводу: в 1941-м здесь был развернут военный госпиталь. Когда-нибудь в «Узком», среди двухсотлетних деревьев, будет городская зона отдыха, мечтает директор центра Андрей Гречко. Неординарный человек, верящий только в разум. Врач, ищущий рецепт сохранения молодости. Черный металл забора, массивная кирпичная арка на входе. Первое, что видишь, пройдя через нее, — каменную кладку тропинок, ведущую к старому дому с колоннами. А дальше — в лес. Где-то он заканчивается, но стоя здесь, ты как будто не знаешь этого наверняка. Санаторий «Узкое» — странное место. Даже будучи в курсе его исторической подноготной, впервые попадая сюда, испытываешь смятение. Слишком много нетронутой старины, которая поначалу воспринимается как запущенность: фасад дома с колоннами сильно портят проплешины обсыпавшегося кирпича. Но глаз быстро привыкает к сколам на бетоне. И тогда начинаешь чувствовать то, что обычно называют атмосферой. Бывшая дворянская усадьба (в разное время ею владели графы Толстые, князья Трубецкие и Голицыны), основанная более двух веков назад, вокруг — двухсотлетние деревья, даже плитка под ногами разменяла вторую сотню лет, — санаторием для академиков и творческой интеллигенции «Узкое» стало в 1922 году по распоряжению Ленина. Если не считать медкабинетов с современным оборудованием, сейчас здесь почти все, как при прежних хозяевах. Резные столики, массивные зеркала от пола до потолка, картины, полированный рояль в главном зале, тяжелые атласные портьеры. В оставшейся от князей обстановке когда-то отдыхали и оздоравливались Игорь Курчатов и Владимир Вернадский, Сергей Королев и Мстислав Келдыш, а еще Владимир Маяковский, Сергей Есенин, Борис Пастернак, Юрий Нагибин и другие поэты и писатели, известные ученые. В каждом сантиметре бывшего господского дома и огромного усадебного парка с четырьмя прудами столько истории, что вдруг становится неловко за мысли о ремонте. Высокая мужская фигура в элегантном темно-синем костюме в глубине парка притягивает взгляд. Шаг широкий, уверенный, выправка, легкая улыбка на лице, взгляд цепкий, внимательный. Надышавшись историей, смотришь на приближающегося человека и представляешь, будто барин приехал осматривать владения. Ходит — спина прямая, вопросы короткие задает, придирчиво всматривается. Про таких людей говорят «породистый». — Он у нас дважды профессор. В свои-то 43, — сплетничаем мы об обладателе безупречного костюма с руководителем санатория «Узкое» Владимиром Милькиным. Он про своего молодого босса Андрея Гречко говорит с гордостью. — Требовательный. Сам много знает и от других знаний ждет. Официальная визитка господина Гречко впечатляет: доктор медицинских наук, профессор, врач высшей категории, отличник здравоохранения, полковник внутренней службы. В его послужном списке три высших образования, научные изыскания, преподавание в медицинских вузах, работа в Минздравсоцразвития России, а позже — в Минздраве, руководство поликлиникой № 2 ГУВД Москвы, Центральной клинической больницей МВД и Управлением медицинского обеспечения Министерства внутренних дел РФ. Сегодня Гречко, возглавляющий уникальный Федеральный научно-клинический центр реаниматологии и реабилитологии (ФНКЦ РР), действительно приехал в «Узкое» с ревизией. Несколько месяцев назад санаторий прикрепили к центру, и в программе-максимум молодого управленца от медицины появился еще один пункт — придать почившей на лаврах истории здравнице ускорение. — Хочется сделать здесь городской парк, открыть его для всех,— медленно попивая крепкий кофе, Андрей Гречко делится не прожектами, но планами. Веришь — так и будет. Обход территории санатория закончен, и можно спокойно поговорить о настоящем и будущем медицины, о жизни вообще: современный врачуправленец, которого язык так и чешется назвать человеком новой формации, в небольшой переговорной в пристройке, где сейчас размещается администрация «Узкого», выглядит не то чтобы случайно, а как-то тесно. По долгу службы и состоянию души он давно живет в завтрашнем дне, и кажется, поскорее хочет вырваться из прошлого. — Где вам комфортнее, Андрей Вячеславович, — в научно-клиническом центре или здесь, в тишине санатория? — В центре, конечно. Там жизнь. — Звучит парадоксально, не находите? Федеральный научно-клинический центр реаниматологии и реабилитологии — это, говоря упрощенно, огромная реанимация. Ваши пациенты — люди с тяжелым повреждением мозга, годами находящиеся в глубокой коме. — И тем не менее. Объясню. Раньше медицина основывалась на трех китах — терапия, хирургия, акушерство и гинекология. Сейчас добавился четвертый — анестезиология и реаниматология, с главным учреждением, как раз нашим ФНКЦ РР. За последние 15–20 лет государство серьезно вложилось в развитие таких областей знаний и практики, как нейрохирургия, неврология, те же анестезиология и реаниматология. И что в итоге? То, что в середине 90-х было научной фантастикой, сейчас реальность. Пациенты, которые раньше были обречены на уход, сейчас живут. Если вы приедете в деревню Лыткино, где находится центр, то увидите уникальный корпус — огромный, семиэтажный, 600-метровой длины — это все реанимация, оснащенная оборудованием экспертного класса. Не где-то лучше, где-то хуже, а полностью! Современная технология реабилитации (в нашем случае нейрореабилитации) помогает выхаживать безнадежных. — Не зря ваш центр вошел в топ-10 лучших клиник России. Результат многих лет работы? — Знаете, мне до сих пор не верится. Мы же совсем недавно открылись. Нам чуть больше годика! А сейчас ФНКЦ РР уже имеет колоссальные научные и клинические площади. За год через палаты, куда попадают пациенты, которые даже не могут самостоятельно дышать, прошли 600 тяжелейших человек. И большая часть ушла из клиники на своих ногах. — Это огромный успех. — Естественно. Вы представляете, что такое реанимационный пациент, годами находящийся в сниженном состоянии? Он на себя перетягивает все вокруг. Перестают работать члены семьи, заканчиваются средства, начинаются проблемы на службе у родных. Нужно колоссальное количество медикаментов. Часто лечение безуспешно. И если пациент выходит из наших стационаров, пусть даже опираясь на специальные приспособления, если он может перемещаться самостоятельно — он живет! — Есть пациент, чья история, как говорится, легла вам на душу? — Один парень шесть лет находился в коме. Однажды начальник первой реанимации нашего центра на стене в магазине увидел объявление: мол, помогите, кто чем может, у человека серьезнейшая черепно-мозговая травма, лечение не приносит результатов. Наш врач решил попробовать вытащить парня. И что вы думаете? Через 4,5 месяца этот пациент ушел домой. Сам. Это профессиональное счастье! — Прямо история о чудесах, которые все-таки случаются. Верите в чудо, Андрей Вячеславович? — Нет, нет и нет. Мой жизненный путь показал, что чудом являются упорство, настойчивость, грамотность. Если что-то как-то случайным образом происходит, это стечение обстоятельств. — А в душу, высшие силы? Люди, вышедшие из комы, часто рассказывают о свете в конце тоннеля и прочих необычных вещах. — Я верю в энергетическое взаимодействие, правильные поступки и чистые помыслы. Что касается души, то, признаюсь, эта тема мне интересна. Я беседовал с сотнями пациентов об этом, и ни один ничего не видел. Другое дело — передача информации телепатически. Это как раз доказанный факт. Уже есть первые научные работы в этом направлении. Мы в центре активно используем передачу импульсов из мозга донора в мозг пациента. Это интереснейшая и перспективная разработка и один из новейших методов нейрореабилитации, которым мы пользуемся. — Трудно представить, как человек в коме воспринимает мыслительные импульсы, если он даже не слышит, когда с ним разговаривают. — А вот тут вы ошибаетесь. Я не уверен, точно ли понимает пациент, что ему говорят, но то, что слышит, — однозначно. Поэтому мы в ФНКЦ РР не просто пускаем в реанимацию к пациентам их родственников, а даже приглашаем. Это сказочно влияет на восстановление. Вообще мозг как орган — с ним все ясно, а мозг как сознание — его изучение еще впереди. — Если уж разговор зашел о научных перспективах, какие шансы вы даете науке побороть старость? — Если наука будет развиваться так же динамично, как сейчас, то лет через десять можно будет победить такое зло, как онкология. А в части победы над старостью моего разума и знаний не хватает, чтобы даже теоретизировать это. Думаю, такого не будет никогда. Потому что это противоречит принципу мирообразования. Всю жизнь работая с пациентами, которых с пожилыми людьми объединяет немощь, я ищу не то чтобы таблетку от старости, но какую-нибудь светлую мысль о том, как со старостью бороться. И понимаю, что наука сейчас в части сохранения молодости находится на нулевом этапе. То, что сейчас мы дольше живем, чем люди 100 лет назад, и можем в 60 лет выглядеть на 45, не имеет никакого отношения к молодости. Молодость — это когда обмен веществ не изменяется с годами. — Вы много и с удовольствием говорите о науке. Но вы не только ученый, вы врач, преподаватель, чиновник и руководитель. В какой ипостаси чувствуете себя комфортнее? — Медицина — это такая штука: если хочешь быть врачом с клиническим мышлением, ты не можешь не быть ученым. А кто такой ученый? Человек, который ищет новые знания. А врач благодаря этим знаниям возвращает здоровье. Не быть ученым и быть врачом невозможно. — Хорошо, а что насчет работы в центральном аппарате правительства? Вы как туда попали? — Случайно. Если управленец говорит про какие-то там заслуги, думаю, это лукавство. Я защищал докторскую в НИИ организации и информатизации здравоохранения у академика Владимира Ивановича Стародубова. Когда его назначили замминистра здравоохранения России, он пригласил меня в новый аппарат. У меня была абсолютно адресная задача — участие в создании федеральных центров высоких медицинских технологий. На тот момент в стране (это был 2004 год) производили 64 тысячи высокотехнологичных операций. А в 2007-м, когда я переходил на другую службу, делалось уже порядка 250 тысяч. Скажем так, было задание партии и правительства, и я его выполнял. Мне повезло: мне всю жизнь поручают заниматься тем, что я сам считаю важным. — Три высших образования: в меде, юридическом вузе и в академии ФСБ, где вы выучились на психолога, — это уже не задание, это акт доброй воли. Зачем? — Мед — потому что иначе быть не могло. У меня с детства была тяга к медицинским знаниям. Хотя в семье врачей нет. Бывает такое, что сознание изготовлено для определенной направленности знаний. Вот у меня, видно, совпало. Когда у меня бабушки-соседки начали спрашивать совета, какую таблеточку выпить, а я только-только собирался идти в школу, тогда и пришло понимание, что нужно двигаться в медицину. Я, кстати, когда поступал в мединститут, по золотой медали заодно поступил в Академию нефти и газа и на международный факультет РУДН. Просто оставалось десять дней до окончания сезона приемных экзаменов, и я, окрыленный отличным окончанием школы, обуреваемый необузданной энергией, решил его использовать. Но учиться, как вы понимаете, пошел в мед. Юридическое образование я получил уже будучи кандидатом наук. Тогда я занимался организацией коммерческих клиник и мне не хватало юридического мышления. Мне надо было чувствовать, что законно, а что нет. Голицынская академия ФСБ случилась, когда мне поручили очень интересный проект — модернизировать поликлинику ГУВД Москвы, самую большую, на 69 тысяч прикрепленного контингента. Она обслуживает две трети московской полиции. Тогда я почувствовал нехватку знаний военной психологии. Когда поступил в академию, то уже пять лет был доктором медицинских наук. Говорят, обо мне даже руководителю ФСБ докладывали, что вот такой студент появился. — Кстати, ваша работа в поликлинике ГУВД принесла вам звание офицера внутренний службы. Вы же полковник? — Да, я аттестовался. Когда в подчинении сплошные полковники, гражданским быть нелегко. Кстати, коллектив поликлиники тогда руководство ГУВД удостоило звания лучшего профессионального коллектива. Это был беспрецедентный случай, первый в постсоветские годы. Потрясающая мотивация. Коллектив работал не за зарплату, а за идею. Я вообще считаю, что зарплату получают для того, чтобы жить, а живут для того, чтобы работать. — Сейчас не испытываете недостатка знаний в какой-либо области, нет желания еще поучиться? — Испытываю. Есть. Я бы поучился в экономическому вузе. Но пока возможности нет. Оторваться сознанием от такого большого молодого предприятия, как ФНКЦ РР, категорически невозможно. Ведь что такое Федеральный научно-клинический центр реаниматологии и реабилитологии? Это большая наука, это клиника и образование (в прошлом году из наших стен вышли первые 30 анестезиологов-реаниматологов). — Вы считаете себя успешным человеком? — Мне сложно представить, что такое успешный человек. Если разложить каждого индивидуума, которого называют успешным, не факт, что он сам себя считает таковым. Наши призвания, пристрастия, воззрения часто находятся ниже ватерлинии, о чем знаем только мы сами. — Андрей Вячеславович, сейчас часто ругают медицину «на земле». Что вы об этом думаете? Медпомощь, о которой вы рассказываете, и то, с чем сталкиваются люди в обычных городских больницах и поликлиниках, — это разные вещи. — Вы считаете, что сегодня мнение о врачах не такое, как было 20 лет назад? Всегда говорили «вот врачи», «медицины нет». Большинство пациентов склонны требовать от врача таблетку от живота, от ноги. И их раздражают просьбы обследоваться. Мы иногда говорим: сделай хоть что-нибудь, чтобы я тебе помог. Да, у меня есть чутье, но хочется делать назначения не на основании чутья. Хотя, признаюсь, клиническое чутье часто оказывается истиной. — У вас бывают конфликты с подчиненными? — Я отрицаю понятие конфликта у руководителя с подчиненными. Это абсурд. Я могу быть не прав, могу обидеть, извиниться, но если есть конфликт, значит, не в подчиненном что-то не так, а во мне. — Вывод: вся ваша жизнь — работа. Да? — Когда я работал в Центральном аппарате, дома не бывал вообще. Если ты отдался такой работе, надо получать удовольствие, иначе сойдешь с ума. Когда организовываешь дело на земле, можно даже на дачу съездить. Хотя больше 30 часов я там не могу. Начинаю звонить на работу. Отпуск не люблю. Если выезжаю куда-нибудь с семьей, то дней на пять. Мы любим по горам походить. Это позволяет очиститься. И увериться, что ты еще не начал стремительно стареть. Это уже нужно себе доказывать. СПРАВКА Андрей Гречко в 1998 году окончил Московский государственный медико-стоматологический университет (МГМСУ) с красным дипломом. В том же году зачислен в ординатуру. По окончании, в 2000-м, защитил диссертацию на соискание научного звания доктора медицинских наук. 2000–2004 — преподаватель кафедры дерматовенерологии МГМСУ; 2004–2007 — начальник отдела повышения структурной эффективности Минздравсоцразвития России; 2007–2009 — главный врач поликлиники № 2 ГУВД города Москвы; с января 2008 — профессор Первого московского государственного медицинского университета имени И. М. Сеченова; 2009–2011 — главный врач Центральной клинической больницы МВД России; 2011 — декабрь-2012 — начальник Управления медицинского обеспечения МВД России; 2013 — директор Федерального научного лечебно-реабилитационного центра РАМН; с декабря-2016 — директор Федерального научно-клинического центра реаниматологии и реабилитологии. ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ 300 специалистов сформировали кадровый резерв сферы здравоохранения В понедельник, 22 января, мэр Москвы Сергей Собянин на своем сайте опубликовал статью, посвященную конкурсу «Лидер.Мед». В ходе этого конкурса был сформирован кадровый резерв главных врачей. Как проходил конкурс и зачем это нужно, пояснил в своей публикации глава города. Мы приводим эту публикацию мэра Москвы (далее...).