«Многие знания – многие печали»: как выжить «в ужасе»

Любое ЧП в области здравоохранения вызывает в СМИ и блогосфере бурную полемику на тему «кто виноват» и «что делать». В итоге граждане узнают много нового о том, «как страшно жить». Так, в январе общественность всколыхнула история врача-гематолога Елены Мисюриной. Черемушкинский суд Москвы признал ее виновной в оказании услуг, не отвечающих требованиям безопасности, и осудил на два года. Суд установил, что пациент Мисюриной скончался во время трепанобиопсии: врач проткнула ему кровеносный сосуд иглой. В начале февраля Мосгорсуд освободил гематолога из-под стражи под подписку о невыезде. Врачей понять можно: медицина – наука неточная, рисков в ней предостаточно, врачи делают все, что в их силах (по крайней мере, хочется в это верить), но они – не боги, и в их деятельности существует масса тонкостей и нюансов. Но лучше ли будет, если вся эта внутренняя кухня обрушится на головы пациентов? Вот что пишет по делу врача Елены Мисюриной блогер «Живого журнала», врач-реаниматолог: «Хорошо, пусть смерть наступила от осложнения диагностической процедуры. И? Смертельные осложнения возможны при любой медицинской процедуре. Самое простое: внутримышечный укол – абсцесс – сепсис – смерть. Внутривенный укол – флебит – тромбоз – тромбоэмболия легочной артерии – смерть. Экстракция зуба – фатальное кровотечение – смерть. Я ежедневно ставлю катетеры в центральные вены (возможные осложнения: повреждение плевры – пневмоторакс, пункция артерии – фатальное кровотечение, перфорация миокарда, воздушная эмболия, тромбоз – тромбоэмболия, катетерная инфекция...это далеко не все, причем любое из этих осложнений может стать смертельным). Пунктирую артерии, завожу зонды, интубационные трубки, накладываю трахеостомы, ставлю перидуральные катетеры, делаю люмбальные пункции, и для каждой манипуляции имеется огромный список потенциально смертельных осложнений». Вывод для «чайника», т.е. пациента, прост: умереть можно в результате любого, даже, казалось бы, самого безобидного медицинского вмешательства. Врач, по идее, окажется невиновен, т.к. существуют риски, с которыми он ничего не может сделать. Поэтому пациенты должны понимать, куда идут, и заранее смириться с любым исходом. Вопрос: и как теперь все это «развидеть» и забыть? Ведь жить в ужасе, боясь всего, начиная от укола местной анестезии у стоматолога, и заканчивая возможными масштабными лечебными мероприятиями, не очень приятно и опять же очень вредно для здоровья. Не возникает просто так Как узнать о раке желудка Не знать ничего, в принципе, было бы проще – но не в нынешних контекстах. В идеале, пациент вообще не должен разбираться в нюансах возможных осложнений: он должен прийти к доктору, сказать, где болит, получить медицинскую помощь и вернуться домой – живым, здоровым и невредимым. Точка. Все прочее – зона ответственности врача. В противном случае, любая профессия может превратиться в бесконечную череду оправданий перед клиентами: полиция не будет ловить преступников, потому что нет денег/кадров/сломалась машина и т.п. (нужное подчеркнуть), дворники не будут убирать снег, так как сломалась лопата, не вышел сменщик, плохое настроение и так далее. СОВЕТЫ «ПАРАНОИКАМ» Врач-психотерапевт высшей категории Александр Федорович уверен: в массовом психозе на околомедицинские темы отчасти виноваты СМИ, с подачи которых любой частный случай можно раздуть во вселенскую проблему. Во времена СССР многие негативные явления замалчивались, но это было и к лучшему: народ был гораздо спокойнее, пояснил эксперт «МИР 24». «Если же доводить тему до абсурда, можно поговорить о том, что есть вода, которую мы удивительным образом пьем, а у нас потом образуются камни в почках. Можно насмерть отравиться картошкой. Есть консервы, которые могут нас убить. Есть мясо, которое может поселить в нас всякие штуки. Фрукты, которые обрабатывают реагентами и химикатами, и все это может попасть к нам. Наши улицы поливают непонятными веществами, от которых у собак развивается энтерит, а у людей – тяжелые аллергические реакции. Это сплошь и рядом. Поэтому, в принципе, жить страшно и смертельно. Так или иначе, все мы умрем», – отметил психотерапевт. Например, о том, что у врача Мисюриной умер пациент, СМИ могли бы и не писать, уверен Александр Федорович. «Если это цензура – то в этом случае я за цензуру. А вы можете объяснить, зачем вы это пишете? Пишите про сталеваров, про колхозников, про строителей. Во времена Советского Союза было хорошо! Тревожных не было практически вообще, жили мы спокойно, не было всего этого кошмара, была идеальная доктрина, идеологическая схема и структура социума. И все знали, что и в какой момент нужно делать, куда идти. И никаких пароксизмов, что зашел в больницу и тебя оттуда вынесли вперед ногами, не было. Хотя ситуации бывают разные – это медицина, но никто не усматривал в этом социальную парадигму. А сейчас открываешь любое СМИ – кто-то упал на рельсы, где-то утонул пароход, упал самолет – а что, других событий в жизни нет? Вопрос не в возвращении из информационной эпохи на 50 лет назад, а в возвращении к идеологии», – отмечает врач. Чтобы понимать, насколько та или иная проблема распространена, можно, например, вспомнить аннотации к различным препаратам, где пишут о побочных эффектах. «Там есть такие слова, как «часто встречается», «редко», «очень редко». Это статданные – например, один случай на тысячу. Это и надо брать за основу. Мы все ходим под Богом», – объясняет врач. Тем же, кто боится попасть в этот самый 1% невезучих, можно попринимать таблеточки. «Этого боятся люди с определенной психологической структурой, с тревожно-мнительным характером. Таких людей примерно 25-30% от общего населения. И это не много! Они выходят на улицу, хоть и допускают, что им может упасть на голову кирпич. Но среди них есть еще 1% людей, которые не выходят из дома, и это уже дезадаптированные лица, которым можно ставить диагноз и которых нужно лечить. Они могут умереть у врача даже от страха», – отметил Федорович. Для кого-то война – это повод взорвать вражеский танк, а для кого-то остановившийся между этажами лифт – повод наложить в штаны. «И тех, и других, на самом деле, 0,01%, а все остальные – это нормальные, адаптированные личности, которые понимают: нельзя не есть консервов, это часть нашей жизни. Нельзя не ходить на уколы – это тоже часть нашей жизни. И каждый должен решить для себя, насколько он способен быть адаптивным в обществе», – считает эксперт. Так что ужас – это часть наших жизненных реалий, и с этим надо смириться. Все могут внезапно умереть, но либо люди адаптивны к этой ситуации, либо нет. Адаптивность не подразумевает готовности умереть в любой момент, но допускает такую возможность. Алкоголь – не решение проблемы, транквилизаторы – другое дело, поясняет врач, но транквилизатор все же скоропомощной вариант. Если же человек живет в ужасе постоянно, и эти страхи заставляют его ходить пешком, а не ездить на метро, или проводить анализ на нитраты, прежде чем что-то съесть – тогда ему прямая дорога к специалисту. Заболеть может каждый Есть ли жизнь после ВИЧ Так или иначе, дискурс получается весьма неоднозначный. Есть вещи, писать о которых необходимо, чтобы что-то менять. Есть и неизбежный стресс аудитории от активного освещения в СМИ острых социальных проблем и эффект «снежного кома», это тоже факт. Возможно, решение в том, чтобы польза от тех или иных информационных кампаний, в конечном счете, перевешивала стресс, которым они неизбежно сопровождаются. А если уж наблюдается второе, выход есть – и он называется рационализация, объясняет психотерапевт. Рационализация – это осмысливание событий, правильная их оценка и инсталляция себя в социальное поле. «Проще говоря, понимание, что жизнь продолжается. Есть разные события, к ним нужно относиться соответственно. Нужна золотая середина: не нужно пренебрегать собственной безопасностью, но и паниковать всякий раз, выходя на улицу, тоже не стоит. Если человек сам для себя эту «золотую середину» определить не может, он вправе обратиться к специалистам», – подытожил эксперт.