Жанна Фриске, Задорнов, Хворостовский. Есть ли спасение?

Цветущие люди, которые могли позволить себе жизнь в экологически чистых местах, лучшие, качественные продукты, занимались спортом, следили за собой, не сумели спастись от недуга. Не помогли и дорогие зарубежные клиники. О том, почему так происходит, о возможных причинах и надежде для всех людей — в интервью Вячеслава КОБОЗЕВА, врача-нейрохирурга, кандидата медицинских наук, старшего научного сотрудника Центра ангионеврологии и нейрохирургии Национального медицинского исследовательского центра имени Мешалкина. Все имеет значение – Вячеслав — Витальевич, могла быть одна причина, которая привела знаменитых артистов к их заболеванию? Например, они много работали, не щадили себя… Медики — находятся в тех же догадках, что и обыватели, поскольку нет единого мнения по поводу того, что является причиной возникновения злокачественных образований головного мозга. И выделить одну причину невозможно. Это многофакторная проблема: экология, стиль жизни, продукты, генетические предрасположенности — все имеет значение. На сегодняшний день, к сожалению, глиобластома является самой трудной болезнью в нейроонкологии. – Наши артисты лечились за границей. Там у них было больше шансов на спасение? — Как — правило, мы уже после смерти этих людей узнаем, где проходило лечение, в каких условиях, как долго они болели. Но независимо от того, в каких клиниках оперируются эти пациенты, где проводится химио- и лучевая терапия, все равно продолжительность жизни редко у кого превышает два года — к их числу относится лишь десять процентов больных. Что касается выбора, то это право людей лечиться в зарубежных клиниках, их возможности. Это сопряжено с довольно большими финансовыми вливаниями — стоит огромных денег. Но подходы и наших, и зарубежных нейрохирургов в лечении опухолей головного мозга абсолютно одинаковые — в Германии, США, Великобритании или Новосибирске. Если речь идет о специализированных клиниках с хорошим оснащением, хорошим уровнем хирургии и послеоперационной терапии, в комплексе это позволяет таким пациентам жить не полгода, что произошло бы без лечения, а полтора-два и более лет. – Можно ли сказать, что зарубежные клиники порой хорошо зарабатывают на таких пациентах? — Можно, — это коммерция. Средства, которые тратятся там на лечение, несоизмеримы с фактическими затратами. Что касается количества хороших хирургов, я думаю, оно одинаково высоко как в России, так и за рубежом. В то же время достаточно много случаев, когда нашим нейрохирургам приходилось лечить людей после их лечения за границей. У меня есть одиннадцатилетняя пациентка, которую я наблюдаю уже четыре года. Первоначально ее оперировали в клинике Израиля по поводу приобретенной гидроцефалии головного мозга. После этого у нее было огромное количество осложнений. Обратилась к нам с оторвавшимся артериальным катетером, который находился в правой легочной артерии. С помощью наших коллег-кардио­хирургов мы убрали этот фрагмент и выполнили девочке повторное вмешательство на головном мозге. Сейчас она замечательно себя чувствует. По мобильнику говорить надо меньше — Фриске прожила два года, Задорнов год, Хворостовский — два с половиной после установления диагноза. Заболевание обнаружили слишком поздно? Мы — не можем говорить наверняка, поскольку такие вещи обычно не становятся достоянием общественности. Но, как правило, время с момента возникновения образования до первых клинических проявлений исчисляется неделями, месяцами. Опухоль молниеносно растет. Причем так быстро, что сосуды не успевают за ее ростом, и в связи с недостаточным кровоснабжением опухоли внутри нее возникают некрозы. Нет, это не поздняя выявляемость. В качестве рекомендации хочу сказать, что людям имеет смысл проходить диагностические обследования в случаях, когда они отмечают у себя нетипичные состояния. В частности, необычные для себя интенсивные головные боли, которые не купируются приемом анальгетиков, которые раньше помогали. Если эти боли сопровождаются тошнотой и рвотой. Если нарушается чувствительность в руке или ноге, есть слабость в какой-либо стороне тела, неловкость, шаткость походки, нарушение координации, речи, изменения зрения, слуха, обоняния, судорожные приступы. Это повод обратиться к неврологу по месту жительства и провести диагностику — МРТ головного мозга с контрастным усилением. – Как вы считаете, на уровне поликлиник достаточно ли хорошо поставлена онкологическая настороженность? — Онкологическая — настороженность существовала всегда. И во времена Советского Союза, и теперь. При той диагностической базе, которую мы имеем сегодня, это несложно. И сейчас выявляемость нейроонкологических заболеваний гораздо выше, чем 10–15 лет назад, — нередко благодаря тем врачам, которые обеспечивают первичный осмотр пациентов. Буквально вчера я выписал девочку четырех лет, которую отправили к нам из поликлиники. Это был абсолютно здоровый ребенок, с обычным анамнезом, родилась в срок, ничем не болела, занималась танцами, очень позитивная. И вдруг три недели назад у нее возникли головные боли, которые сопровождались рвотой после приема пищи. Родители обратились к врачу, который сразу же назначил МРТ. Исследование провели у нас в клинике, выявили объемное образование в области мозжечка. Через два дня девочку прооперировали. К счастью, это оказалось доброкачественное образование. Удалили опухоль тотально, и в настоящее время ребенок без какого-либо неврологического дефицита выписан домой, никаких сложностей в дальнейшем у нее не будет. – Какие известны причины онкологических заболеваний головного мозга? Могут ли люди как-то снизить риски? – К таким причинам относят воздействие высоких доз ионизирующего излучения — иными словами, радиацию из воздуха, почвы, воды, пищи. Наличие астроцитомы головного мозга — это вид внутричерепной доброкачественной опухоли, которая способна стать злокачественной в любой момент. Некоторые генетические заболевания, а также наследственную предрасположенность — когда глиобластома есть у ближайших родственников. Воздействие электромагнитного излучения. Возраст старше 40 лет. Мужской пол — у мужчин заболевание диагностируется чаще. Влияние вредных химических веществ, в частности поливинилхлорида. Некоторые вирусные заболевания. Что касается снижения рисков, рекомендую всем, кто часто и помногу разговаривает по мобильному телефону, обзавестись наушниками или беспроводной гарнитурой и разговаривать по Bluetooth. Чудеса иногда бывают – Есть ли у медиков новые идеи, которые могут в ближайшей перспективе дать реальную надежду на то, что будет прорыв в лечении таких заболеваний? В настоящее время ведутся поиски новых, более эффективных методов лечения глиобластом. Один из них — интраоперационная радиотерапия Intrabeam, которая позволяет точечно облучать границы прооперированной опухоли, где, по мнению хирурга, могли остаться раковые клетки. Новым экспериментальным направлением является создание вакцины против злокачественных клеток для каждого пациента индивидуально, ведь иммунная система является естественным барьером на пути возникновения злокачественных новообразований и активация специфического и неспецифического иммунного ответа давно рассматривается как потенциально эффективный путь борьбы с глио­бластомами. Перспективной является идея использовать против клеток опухоли противовирусный иммунитет. На роль активатора иммунитета был выбран вирус, вызывающий полиомиелит. Он удобен тем, что заранее обладает тропизмом к клеткам нервной системы, то есть предпочитает заражать именно их. И это еще не все. Дмитрий Хворостовский сказал, что те два года жизни, которые он прожил в борьбе за жизнь, ценны для него, быть может, больше, чем десять предыдущих лет. Но есть люди, которые отказываются от лечения. Они говорят: все равно конец один. Кто прав? Я скажу как медик, который — давал клятву Гиппократа: всем пациентам с установленным диагнозом «глиобластома головного мозга» необходимо лечиться. Дни и месяцы, на которые продлевает жизнь лечение, порой становятся более ценными, чем все предыдущие, это верно. Два года полноценной жизни — немало. И потом, ведь никто не знает, что это будут именно два года, а не больше. Бывают чудесные случаи, которые, думаю, встречаются в практике каждого доктора. В любой клинике, и у нас тоже, есть ряд пациентов, которые с установленным, подтвержденным диагнозом «глиобластома» живут более трех, некоторые более пяти лет — и такие случаи не редкость в настоящее время. В моей практике есть пациент, который живет больше семи лет с установленным диагнозом «глиобластома». Он живет абсолютно полноценной жизнью, вернулся к своей профессиональной деятельности. Правда, это чудесное выздоровление — исключение. Но это исключение дает надежду и другим таким пациентам стать исключением из правила. Опубликовано в газете «Советская Сибирь» №48 от 29 ноября 2017 года