Александр Румянцев: В будущем рак будет побежден
- Александр Григорьевич, как известно, у мужчин чаще всего обнаруживают рак легкого, желудка и предстательной железы. У женщин на первом месте — рак молочной железы. Есть ли своя специфика у детского рака? — Да, есть — у детей это опухоли кроветворной иммунной системы. Эти заболевания стоят на первом месте. У детей происходит становление иммунитета, те клетки, которые по биологическим правилам должны были бы осуществлять контроль организма, способны подвергаться опухолевому росту. Поэтому лейкозы и злокачественные лимфомы составляют основную часть опухолей у детей. На втором месте у детей опухоли центральной нервной системы. Эти две группы заболеваний составляют 60% и более всех опухолевых заболеваний у детей. Кроме этого у детей редкие опухоли возникают в различных органах и тканях, и они, как правило, связаны с нарушенной эмбриональной закладкой в момент развития ребенка. Но это бывает значительно реже, поэтому когда говорят о детском раке, то во всем мире прежде всего подразумевают острые лейкозы. - По данным Росстата, в прошлом году смертность от онкологических заболеваний в России увеличилась на 4%, то есть общее число раковых больных в стране увеличивается. Наблюдается ли подобная ситуация в детской онкологии? — Статистика — вещь субъективная, я этим цифрам до конца не доверяю. Это очень тонкий вопрос. В связи с тем, что 25-30 лет назад началась медленная, но ярка революция в области лечения рака, рак медленно из заболевания со смертельным исходом становится хроническим заболеванием, которое подлежит лечению. Произошло накопление онкологических пациентов. Если раньше было так: заболел — умер, заболел — умер, то сейчас люди живут годами. И за счет накопления людей, которые не умирают от рака, создается впечатление, что количество людей, которые болеют этим заболеванием, увеличивается. Это первая причина. А вторая — стала выше выявляемость опухолей. Я приведу вам такой пример. От чего умирают люди старше 60 лет? Если вы посмотрите статистику, то увидите, что люди умирают от сердечно-сосудистых заболеваний. Это может быть непосредственная причина смерти, но если бы их вскрыли и посмотрели, имеются ли там действительно опухоли, или, может, с помощью специальных методов провели такую оценку, то мы бы увидели, что там основная часть — это опухолевые заболевания. Они могут не иметь клинических проявлений, но зачатки этих онкологических заболеваний есть. Ну и третья причина — продолжительность жизнь увеличилась. Это серьезный вопрос. Мы сейчас в нашей стране имеем примерно плюс десять лет по отношению к нашим родителям. Я помню своего папу, который ушел из жизни, будучи значительно моложе, чем я сейчас. Могу сказать, что по своим физическим возможностям, кондициям и так далее это совсем другая жизнь. Сегодня 70-летние люди в рабочем состоянии находятся. Правительство России рассматривает сейчас даже вопрос о том, чтобы дать этим людям возможность работать, не сохраняя пенсию для работающих, что является признаком того, что люди живут. Увеличение продолжительности жизни тоже совпадает с увеличением относительно рака. Но я хочу сделать акцент на другом. Главное, что сегодня рак является излечимым заболеванием. Это очень важный вопрос, и цель медицинского сообщества — отвечать самому высокому уровню, самой высокой планке, которая сегодня есть. - В таком случае как достичь и поддерживать высокий уровень медицинского обслуживания? Что, например, для этого делается в детской онкологии? — Мы в детской практике эту работу проводим в течение многих лет. У нас для этого есть целый ряд инструментов. Первый такой инструмент очень важный — это объединение врачей в профессиональное сообщество, которое могло бы на территории Российской Федерации использовать единые стандартизованные протоколы лечения, что очень важно, чтобы ребенок в нашей большой стране от Владивостока до Калининграда получал одинаковые методы лечения, более того — чтобы они были контролируемыми. Чтобы это сделать, в течение 25 лет медленно, шаг за шагом были созданы такие кооперированные группы многоцентровых исследований, которые как раз этим и заняты. И надо сказать, что мы в этой ситуации добились удивительных результатов: живя в стране, которая относится к группе развивающихся стран, мы в области детской онкологии достигли результатов развитых стран. Это было зафиксировано Всемирной организацией здравоохранения, на специальном заседании ВОЗ, где Россия представляла свои результаты, чтобы мы могли их транслировать в те страны, где еще более низкие результаты, например в страны Азии. В Индии, например, 280 миллионов школьников (это больше, чем жителей в нашей стране и, может быть, в окружающих странах), а выживаемость у детей от рака составляет примерно 10%. А у нас в Российской Федерации, в зависимости от различных форм рака, на круг это почти 80% — от 70 до 80%. Но есть опухоли, при которых есть более высокая выживаемость при правильной постановке вопроса диагностики, при междисциплинарных взаимодействиях, участии врачей разных специальностей, ведении этих пациентов, доступ к лекарственной терапии оптимальный и так далее. Есть очень много государственных условий, которых мы, Российская Федерация, я считаю, здесь добились. Ежемесячно команда специалистов выезжает в различные столицы субъектов Федерации, чтобы провести там соответствующую работу, а именно проконсультировать больных, провести обучающие лекции для врачей, в том числе врачей разных специальностей, встретиться, если необходимо, со старшекурсниками и преподавателями университетов, если университеты там есть, провести встречи в онкодиспансерах для взрослых. Кроме того, мы организовали у себя в Москве в Центре имени Димы Рогачева так называемую школу постдипломного образования в нашей области, и поэтому мы готовим кадры для наших целей. Мы с большой надеждой смотрим в будущее, потому что наша цель — использовать все новации, которые появляются в мире, для лечения наших российских детей и не только российских, потому что к нашему сообществу в области лечения присоединились Белоруссия, Казахстан, Узбекистан, Киргизия и Армения. - А тех молодых специалистов, которых вы готовите, в регионы отправляете? Почему спрашиваю: часто приходится слышать, что в регионах не хватает качественных специалистов. Все равно все хотят из регионов ехать в Москву лечиться. — Я хочу сказать, это не совсем так. Мы действительно в Москве концентрируем очень тяжелых пациентов. Например, мы 25 лет проводим трансплантацию костного мозга, у наших специалистов опыт, конечно, колоссальный. И объем работ, которые мы проводим, тоже достаточно большой. Но сегодня мы не являемся оригиналами в этой области. Очень высокую активность имеет институт в Санкт-Петербурге — это Институт гематологии и трансплантологии им. Р.М.Горбачевой. Другие регионы тоже подтягиваются. Вообще многое зависит от кадров. Если кадры заинтересованы, они могут учиться, они могут воспроизвести любую технологию, она доступна. Поэтому мы ежегодно к себе принимаем на подготовку, на обучение молодых людей, окончивших вузы — не только московские, но и периферийные, потому что эти ребята готовятся у нас и потом уезжают работать в регионы. - Хотелось бы задать еще такой вопрос. Все равно, когда у людей есть возможность, они стараются так или иначе ехать лечиться в Америку, в Германию, Израиль. Это какая-то мода или там действительно лучше? — Я вам отвечу так. Как вы думаете, какой бюджет здравоохранения в Соединённых Штатах по сравнению с Россией? Так вот, национальный бюджет, затрачиваемый на здравоохранение, в Америке больше, чем национальный валовый бюджет России. Вам понятно все? Вопросов нет? Нет. Мы не будем обсуждать этот вопрос, потому что медицина в Америке очень дорогостоящая, на много порядков выше, чем у нас, причем затраты на здравоохранение напрямую отражаются на заработных платах сотрудников, которые работают. Работа там очень тяжелая, но и очень высокие оклады у всего врачебного сословия, всего медицинского сословия — оклады выше, чем средняя заработная плата в Америке. Вы, наверное, хорошо себе представляете. У нас этого нет, поэтому произошел некий такой отток людей, которые были способны работать, из этой отрасли. Это первое. Существует такое внутреннее мнение о том, что Израиль лучше. Израиль использует американскую технологию, но в Израиле наши же люди. Наши. Со всеми вытекающими последствиями. Поэтому как мне наш близкий человек, ушедший, к сожалению, из жизни, главный педиатр Америки, всегда говорил: "Саша, в Израиле ничего нет. Израиль — маленькая страна". В Израиле население меньше, чем в Краснодарском крае. Я хочу вам сказать, что средний уровень работы людей в России не хуже, чем за рубежом. Но есть штучный товар, есть некоторые люди, способные подковать блоху. Они есть как в России, так и за рубежом. Ну, например, у нас был такой случай: у девочки-подростка развилась опухоль пяточной кости, а это очень сложная структура. Мы обратились к нашим специалистам. Наши специалисты не могли сделать органосохраняющую операцию, они предлагали ампутацию, чтобы убрать эту опухоль. Мы искали и нашли такого специалиста в Германии, который специально этим занимается. Он приехал к нам сюда и у нас с нашими врачами прооперировал эту девушку-подростка успешно. Но это штучная работа. То есть я хочу сказать, не надо думать, что средний врач в России, в усредненном варианте, хуже, чем врач за рубежом. Еще за рубеж едут потому, что люди залезают в интернет и начинают искать врачей. Посмотрите в интернете информационное поле государственных учреждений и научных центров, где сосредоточены самые выдающиеся люди. Вы увидите, что у них очень скромные сайты, потому что у них такой поток пациентов, что они вынуждены отказывать. Зато частные компании имеют колоссальное количество приглашений, в том числе из западных компаний, которые зарегистрированы за рубежом, а у нас имеют свои центры. - Какие последние тенденции вы бы выделили в области борьбы с раком? — Специалисты вынуждены постоянно читать, находиться в гуще событий. Каждый год 12-14 лекарств входят в практику, их нужно все понять, как они работают. Онкология быстро движется к персонифицированному лечению. То есть каждый человек и его рак индивидуален, и к этому раку может быть найден ключ, могут быть найдены молекулярно-генетические дефекты, а к ним уже лекарства, которыми нужно лечить. Поэтому требуется постоянное обучение, поэтому люди, которые работают в нашей специальности, являются охотниками за знаниями. Они вынуждены этим заниматься, чтобы достичь результата. - Все больше новых лекарств, все больше новой техники, врачи вроде бы становятся все лучше, все больше знаний у них. Каков ваш прогноз, как опытного человека: что в ближайшие 10-20 лет будет с раком? Удастся победить эту болезнь? — Я думаю, что 100% удастся. Во-первых, после 2000 года последние 15-16 лет были очень плодотворные в области науки. Удалось установить генетический код человека. Сегодня можно провести полную оценку генетического статуса пациента. У каждого человека свой рак, даже с одним и тем же названием — рак желудка, лейкоз — он представляет собой большую палитру разных видов, с разными генетическими расстройствами, для которой невозможно подобрать единообразное лечение. Приведу пример. У нас есть такое заболевание показательное — хронический миелолейкоз, при котором пациенты живут от трех до пяти лет. Эта опухоль на начальной стадии носит доброкачественный как будто бы характер и поддается какому-то лечению, но через какое-то время у пациента возникает так называемый бластный криз — переход от относительно доброкачественного процесса к злокачественному. Все больные погибали, пока мы не нашли молекулярный дефект этой болезни. К этому молекулярному дефекту подобрали лекарства, это лекарство теперь в таблетированной форме принимают пациенты. Проблема полностью исчезла. Не нужно лечение хронической фазы заболеваний, не нужно использовать лекарства, не нужно использовать химиопрепараты, лекарства, облучение, операции, стационары. Амбулаторно человек получает лечение и достигает того, что называется молекулярной ремиссией, то есть полного выздоровления, и может жить очень долго. По этому пути сейчас идут по всем формам рака. Американцы в своих публикациях считают, что контрольным годом будет 2021 год. Они считают, что к этому году основные формы рака будут лечиться. Примером является наш предмет, которым мы занимаемся, — острый лимфобластный лейкоз. От него в 1990-е годы выздоравливало 7% пациентов, а сейчас (последнее исследование, которое было запущено в 2008 году, — только сейчас подведены его итоги) 82% человек выздоравливают после этого заболевания. В некоторых продвинутых центрах эта цифра достигла уже 90%. Это говорит о том, что рак находится под контролем. Беседовал Владимир Лебедев
