Профессор Толибджон Ахадов: МРТ в процессе диагностики - не просто картинка

Имя Толибджона Ахадова хорошо известно в медицинских кругах. Хирурги, например, точно знают: если Ахадов, светило в области лучевой диагностики, обращает их внимание на какое-то изменение в организме пациента, значит, точно нужно присмотреться. А вот для самих больных и их близких встреча с профессором вряд ли становится событием. Благодарная память обычно хранит имена тех, кто спасает - лечит, делает операции. Ну, а те, кто первый привлек внимание к признакам болезни, чаще всего остаются в тени. Как относятся к этому сами диагносты? Что помогает им хранить верность профессии по полвека и больше? Об этом беседа корреспондента "РГ" с руководителем отдела лучевой диагностики НИИ неотложной детской хирургии и травматологии, больше известном как клиника доктора Рошаля, профессором, доктором медицинских наук Толибджоном Ахадовым.

Толибджон Адуллаевич, с какими жалобами сейчас к врачу не приди, почти всегда услышишь: надо на МРТ посмотреть... Складывается впечатление, что от самих докторов уже ничего и не требуется - все сделает техника...

Толибджон Ахадов: Это не так. МРТ выдает снимок, а трактует его радиолог. Вот у меня монография, посвященная магнито-резонансной томографии заболеваний позвоночника и спинного мозга, я по этой теме еще в 1995 году защитил докторскую диссертацию. 700 с лишним страниц, так как болезней много и надо понимать, что скрывается за словами, например, когда пациент говорит: "У меня болит спина". Смотрим, скажем, снимок, серая полоска - это спинной мозг, черная точка на его фоне - опухоль... А какая она, что стоит за изображением?

В одиночку врач на этот вопрос тоже не ответит. Ведь программа может быть одна и та же, а пациенты - разные. К примеру, один ребенок полугодовалый, другой пятилетний, а третий - семнадцатилетний. Чтобы получить как можно более точную информацию об их заболевании, в исследование изначально нужно заложить правильные параметры, а это уже задача физиков, математиков. Без них работа с МРТ превращается просто в разглядывание картинок.

И что, у вас в отделении работают и физики, и математики?

Толибджон Ахадов: Да, статус научно-исследовательского института позволяет нам принимать на работу без медобразования. Я беру выпускников МИФИ. Мы, медики, многих вещей не знаем, сложные формулы рассчитывать не умеем, а они необходимы, когда речь идет о метаболизме, не только диагностике заболевания, но и прогнозе, как оно будет развиваться, который мы получаем с помощью МР-спектроскопии. Этот метод, разработанный мной, в медицине детства прежде никто в нашей стране не применял. А мои специалисты уже вышли и на международный уровень. Один сейчас работает в Мюнхене, в детском онкологическом центре Баварии, другой - в Гейтельберге, знаменитом городе физиков.

В чем еще состоят особенности проведения исследований МРТ у детей?

Толибджон Ахадов: Самое главное - то, что у детей все непредсказуемо. Вот только что ребенок был в хорошем состоянии, в норме по всем показателям, а буквально через пять-шесть минут впадает в кому... Почему? Кровотечения не было, но вдруг началось... А инсульты? Говорят, никто из педиатров не ждет их у детей. А они есть, к тому же случаются под самыми разными масками и протекают совершенно по-разному. У взрослых, например, никогда не бывает светлых промежутков, а у ребенка после острого состояния бывают, но и потом он снова может погрузиться в кризис... И самый точный способ диагностики детского инсульта - это как раз МРТ.

Раньше помогал КТ: 20 секунд - и все понятно. Сейчас, из-за опасности онкологии, по международным рекомендациям стараются избегать компьютерной томографии. МРТ - абсолютно безопасен. Но тут другая проблема. Классический протокол исследования на МРТ занимает 33 минуты. Когда больной не очень тяжелый, можно столько времени потратить на диагностику. А если состояние острое и нужно принимать срочные меры? В этом случае прибегаем к трехминутному протоколу, чтобы понять, что нужно делать именно сейчас, остальные детали можно будет исследовать позже.

А как вы уговариваете ребенка полежать в закрытой капсуле томографа? Взрослые, и те часто этого боятся.

Толибджон Ахадов: По международным нормам дети до пяти лет обследуются под седацией. Но все дети разные. Например, с трехлетним малышом могу договориться еще в коридоре: если хорошо полежишь, мы не будем тебе делать укол, да еще и мама потом купит машинку и мороженое. И что? Открываем МРТ, и мальчик спрашивает: я хорошо лежал? Хорошо. Пойдем за машинкой и мороженым?

Взрослых, которые не в состоянии подавить чувство страха, клаустрофобию, усыпляет на время исследования анестезиолог - масочным наркозом или внутривенным.

Вы работаете в этом институте почти с самого начала - около двух десятков лет..

Толибджон Ахадов: Да, меня пригласил Леонид Михайлович Рошаль. Позвонил и сказал: "Клиника по оказанию детям неотложной помощи, которую я создаю, первая в стране, и я хочу, чтобы она стала лучше. В ней я открываю отделение лучевой диагностики, и оно тоже должно стать лучшим".

Получилось?

Толибджон Ахадов: Надеюсь. Сейчас, на первый взгляд, наличием МРТ никого не удивишь - оборудования в стране закуплено много, но оно большей частью со средним программным обеспечением. С нашей машиной не сравнится ни один томограф в России. Ему 15 лет, и как железо он уже исчерпал свои возможности. Но программы у него уникальные. Имея научным договор с фирмой Fhilips, многие из них мы испытывали сами, давали разработчикам свои заключения, а потом получали программы в качестве подарка. Так наши возможности все время расширялись. У нас есть, например, программа, написанная одним из ведущих радиологов университетской клиники Джона Хопкинса в американском Балтиморе. Он продает свои разработки, а нам не просто подарил, но еще и не раз переписывал программу, когда у нас в машине появлялась новая версия софта. Есть и несколько программ Ричарда Эрнста - лауреата Нобелевской премии, аналитические методы которого легли в основу технологии МРТ, используемой в больницах. И хотя наша клиника по сути муниципальная - для ее открытия и оснащения очень многое сделала Москва, к нам на обследование везут самых сложных тяжелых больных из всех регионов России, а наши врачи выезжают туда на консультации.

Вы тоже ездите?

Толибджон Ахадов: Я не могу, слишком тяжелый у нас МРТ - весит 15 тонн. Мы принимаем пациентов на месте, в клинике на Большой полянке. Работаем в две смены, проводя в зависимости от сложности от 8 до 15 исследований в день.

Толибджон Абуллаевич, объясните для дилетанта, чем МРТ отличается от КТ?

Толибджон Ахадов: Компьютерный томограф - это вариант рентгеновского аппарата, но у него гораздо больше диапазон возможностей. Разработчикам компьютерной томографии не зря присудили Нобелевскую премию. Минус его - облучение, которому нельзя подвергать человека долго. Магнито-резонансный томограф, повторюсь еще раз, абсолютно безопасен, он работает в магнитном поле. Аппарат подает импульс и заставляет шевелиться атомы водорода, которые находятся в нас, собирая информацию с их магнитных полей. Поэтому МРТ видит мягкие ткани, а КТ - только кости.

На КТ вы тоже работали?

Толибджон Ахадов: О, еще как! В 90-е годы самые первые компьютерные томографы имели только институт НИИ нейрохирургии имени Бурденко и Онкоцентр имени Блохина. Я работал тогда в Моники - институте Московской области, где о таком оборудовании и мечтать не могли. Но однажды руководство института увидело красавец автобус с передвижным КТ на одной из выставок и каким-то образом заполучило его. Мы колесили потом на этом автобусе по районам Подмосковья шесть дней в неделю по 12 часов в сутки, обследуя всех нуждающихся.

Но когда в медицину пришла магнито-резонансная томография - новая эра в медицине, она захватила меня. Диапазон возможностей у нее колоссальный. Каждый год появляются новые знания, новые технологии, которые позволяют обследовать человеческие органы на клеточном уровне, видеть, что может быть, если лечить, и что будет, если не лечить. Да, бывают неизлечимые болезни, но и при них можно что-то сделать, продлить жизнь человека и улучшить ее качество. Клеточно-молекулярные технологии с каждым днем идут все дальше. Я уверен: потенциал магнито-резонансной терапии не реализован еще и наполовину.

Толибджон Абдуллаевич, вы прилагаете большие усилия для того, чтобы поставить точный диагноз, а слова благодарности за помощь больные обычно говорят тем, кто их лечит, оперирует... Вас это не задевает?

Толибджон Ахадов: Я этот вопрос для себя решил еще в самом начале пути в профессию. После окончания мединститута в Душанбе нас троих молодых специалистов послали поучиться в Москву. Одному было приказано освоить сосудистую хирургию, другому - сердечную, а мне сказали получить суперновую специальность - ангиографию. Это сейчас она называется эндоваскулярной хирургией, одним из способов выполнения операций. Тогда же это был лишь метод диагностики, что меня крайне разочаровало: другие делают большие операции, а я сижу, рассматриваю сосудики... И лишь спустя несколько месяцев родился сначала интерес, а потом пришло и понимание: да, решение оперировать или не оперировать принимает хирург, но показания к оперативному вмешательству определяет радиолог. А значит, именно он стоит у истоков спасения человека.

Прямая речь

Сегодня Толибджону Ахадову исполнилось 75 лет. Поздравляя его с юбилеем, Ольга Карасева, замдиректора НИИ неотложной детско-хирургии и травматологии рассказала:

- Толибджон Абдуллаевич - талантливый ученый и организатор. Человек, преданный профессии, который чувствует новое и очень новое, а точнее - будущее. Он создал уникальную команду отдела лучевой диагностики. Исследования, открытия, доклада, книги, желание помочь каждому конкретному пациенту и сотруднику - все это тоже про нашего ТА. А еще он очень много знает о мире, людях, камнях и растениях.