Как свердловские врачи борются с мифами о трансплантации – эксперт

«В нашей области трансплантацию почки ожидают до 200 человек, до 60–70 человек – печени, человек 40 ожидают трансплантацию сердца... А потребность значительно выше!» – говорит заместитель главного врача по медицинской части Свердловской областной клинической больницы №1, доктор медицинских наук Наталия Климушева. На днях Наталия Климушева стала победителем Всероссийского конкурса «Лучший заместитель главного врача». Жюри по достоинству оценило её проект «Трансплантация солидных органов: пути повышения эффективности в региональной многопрофильной клинике». Деликатная тема Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Наталия Фёдоровна, если говорить не только о проекте, то чем может гордиться клиника, которую вы представляли? Наталия Климушева: В первую очередь технологиями, которые принято называть высокотехнологичной медицинской помощью. Вообще лечебное учреждение считается клиникой мирового уровня, если владеет двумя технологиями: кардиохирургическими и трансплантологическими. Наша больница ими владеет много лет, имеет свой опыт. Более того, мы единственное в России учреждение практического здравоохранения, которое выполняет такой спектр и объём трансплантологических операций. Помимо трансплантации внутренних органов (мы этим занимаемся 30 лет) в больнице около 20 лет проводится и трансплантация костного мозга. По этой технологии мы зарегистрированы в Швейцарии в реестре центров, которые осуществляют трансплантацию, что даёт возможность научного сотрудничества и информационного обмена. Вообще две трети больницы хирургического профиля, то есть у нас присутствует весь спектр хирургической помощи, кроме торакальной (лёгочной) хирургии. Достойно в клинике представлена и терапевтическая служба. Словом, мы многопрофильная больница, которая имеет все возможности для обследования и лечения пациентов. Я всегда говорю молодым докторам-ординаторам, что они должны ценить возможность работать в такой клинике. – Трансплантология – непростая сфера медицины, в том числе и в плане общественного мнения. – Да, это деликатная тема, требующая профессионального подхода. Она даже в профессиональной среде не всегда понимается. Это, безусловно, вопрос информированности. В своё время мы проводили социологические опросы в разных формах, в том числе однажды мы с заведующим отделением органного донорства выступали на телевидении. И одновременно проводился интерактивный опрос зрителей: «поддерживаете или не поддерживаете». Так вот, в ходе передачи процент поддерживающих вырос с минимального до 40 с лишним. То есть люди поняли, о чём мы ведём речь, поняли, насколько истина далека от подачи в жёлтой прессе и от обывательского представления, на этой подаче замешанного. Ещё мы проводили серьёзное социально-психологическое исследование, в котором участвовало более 400 человек. Они отвечали на общие вопросы и вопросы, подготовленные для каждой группы: для населения, не имеющего отношения к медицине; для пациентов, ожидающих трансплантацию и прошедших её; для медицинских работников. По результатам исследования выяснилось, что больше всего вопросов как раз у медицинских работников. И сомнений в безальтернативности этих операции, в этических моментах донорства. Но всё это шло от незнания, «отсутствие информированности» отметило большинство наших респондентов. То есть главной задачей по-прежнему остаётся просвещение населения, в том числе медицинской аудитории. Поэтому в течение двух лет мы с Уральским государственным медицинским университетом проводили специализированные курсы по трансплантации и донорству для заведующих реанимационными отделениями, у которых, казалось бы, эта тема должна отскакивать от зубов. Эти курсы совпали с трансплантологическими операциями, и доктора видели этих пациентов, что лучше всего убеждает в целесообразности проведения таких операций. Конечно, непросто принять такую технологию, и у меня, когда я только начинала заниматься этой темой, были вопросы, которые требовали ответов. «Априори согласен» – Больше всего вопросов возникает по донорству? – Конечно. Ключевая проблема трансплантологии (у нас ли, в Москве ли или в Новосибирске, за рубежом) – это нехватка донорских органов и, соответственно, недостаточное количество выполненных операций. Безусловно, есть родственная трансплантация, но она не всегда применима – можно пересадить от родственника почку, но сердце ведь не пересадишь. И потом родственная трансплантация тоже не такая простая проблема в этическом плане. В Российской Федерации трансплантация органов на сегодняшний день определяется действующим с 1992 года Законом «О трансплантации органов и (или) тканей человека», согласно которому, если при жизни человек не выразил отказа в донорстве органов, то в случае трагических событий он может рассматриваться как потенциальный донор. – Презумпция согласия? – Да. Но я всегда подчёркиваю: люди, которые поступают в больницу, не должны об этом думать. Мы никогда не рассматриваем пациента как донора! В каком бы тяжёлом состоянии ни поступил человек, им занимается вся медицинская бригада, используются все возможности для оказания помощи – обследования, диагностика, лечение. И все искренне рады, когда появляются признаки сознания, когда становится ясно, что «пациент, скорее, жив». Кроме того, даже в случае трагического исхода в качестве доноров рассматриваются только определённые категории пациентов. Из тех, кто рассматривается, донором может быть один из десяти. И никто не будет брать на себя ответственность за действия, выходящие за рамки нормативно-правового поля. Так что все жёлтые публикации, все страшилки про якобы найденных жертв чёрного рынка доноров – это полная ерунда. Во время проведения трансплантологических операций работает 30–50 человек! – То есть провести их, скажем так, в криминальном поле технически невозможно? – Именно, технически невозможно. Этой технологией владеют «штучные» люди, на трансплантологию работают лаборатории, в которых проводятся глубокие исследования, подтверждающие совместимость. Так что это не просто так – взял и пересадил орган от одного человека другому. Матч дружбы – Мы с вами говорим о трансплантологии с точки зрения донорства... – Но существует другая сторона этой проблемы – судьба пациентов с хроническими заболеваниями органов в терминальной стадии, у которых нет других вариантов для жизни, кроме трансплантации. Когда у нас наступает час «Х» и мы понимаем, что будем работать, вызывается несколько реципиентов, потому что у одного пациента, допустим, ОРЗ – значит, он не пойдёт на операцию, у другого при обследовании обнаружится ещё какая-то проблема, являющаяся в данный момент противопоказанием к пересадке... Из листа ожидания решением консилиума выбирается тот, у кого самое тяжёлое состояние и у кого нет противопоказаний к проведению операции здесь и сейчас. Это всегда очень непросто. Бывали ситуации, когда один пациент убеждал другого отказаться от операции в его пользу: «Пусти меня, ты молодой, ещё дождёшься». – Их можно понять. – Безусловно. Они хотят жить, и у них нет другого варианта. Всю серьёзность этой проблемы осознаёшь, когда видишь реципиентов. В нашей области ожидающих пересадку органов суммарно около трёх сотен человек. Операций же мы выполняем значительно меньше, скажем, в этом году мы провели 68 операций (из них 11 трансплантаций сердца). Сомнения в целесообразности проведения этих операций (каждая из которых по сути уникальна) отпадают, когда видишь тех, кто живёт благодаря им. И не просто живёт, а работает, создаёт семьи, воспитывает детей. Например, одна из наших пациенток с пересаженной почкой благополучно родила двойню. В Москве в преддверии одного из конгрессов по трансплантологии прошёл футбольный матч между командой врачей-трансплантологов (доктора нашей клиники в ней тоже были) и командой пациентов с пересаженными органами. Представляете? Это было невероятно! – Кто победил? – Конечно же, дружба.