Прорывы в онкологии: переход количества в качество?

Как сообщили в своем докладе британские ученые, комбинация двух новых лекарственных средств уменьшает размеры опухолей у почти 60% пациентов с поздней стадией развития меланомы. На конференции онкологов в Чикаго первые результаты клинических испытаний новых препаратов привлекли всеобщее внимание. Однако пока остается неизвестным, насколько продлевают жизнь раковых больных новые лекарства. В каком состоянии пребывает современная онкология? Ведущий "Пятого этажа" Михаил Смотряев беседует с медицинским директором международного Центра виротерапии в Риге Каспарсом Лосансом и сотрудником исследовательского центра Fox Chase Cancer Center в Филадельфии Игорем Асцатуровым. Загрузить подкаст передачи "Пятый этаж" можно здесь. Михаил Смотряев: Каспарс, ваш центр занимается приблизительно теми же вопросами, направление исследований сходно с тем, что делают британцы, что они показали на конференции в Чикаго. Это сейчас наиболее прогрессивный способ борьбы с раком по сравнению с химиотерапией? Каспарс Лосанс: В этом направлении сейчас работает весь мир. Успехи по борьбе с меланомой пока не были так хороши, как с другими раковыми заболеваниями. Весь мир ищет новые средства борьбы с раком. Мы здесь работаем с виротерапией, то есть раковой терапией, а другие группы в мире тоже работают над этой проблемой. У нас есть первый в мире вирус, который борется с раком. М.С.: А британцы продемонстрировали несколько другой подход, где иммунная система человека начинает распознавать раковые клетки как врагов и активно с ними бороться? К.Л.: Коллеги представили немножко другой подход. Там запускается иммунный ответ больного. В нашем случае наш препарат Регвир сперва уничтожает раковые клетки, то есть обладает онколическими свойствами, свойствами уничтожать саму клетку рака. А уже потом он запускает иммунный ответ, то есть дает возможность иммунной системе пациента распознавать клетки рака в теле. М.С.: Игорь, скажите пожалуйста, насколько значимы результаты этих исследований, которые сегодня показали британцы? При том, что сходно действующее лекарство уже имеется? Игорь Асцатуров: Мы действительно переживаем иммуннотерапевтическую революцию в онкологии. Я менее знаком с результатами по применению онколитических вирусов, но то, что касается исследования антител, которые активируют иммунную систему, снимают иммуннотолерантный эффект опухоли, это потрясающе. То, что происходит сейчас, в значительной степени меняет то, как мы будем подходить к лечению ранее неизлечимых и тяжело поддающихся лечению опухолей человека. М.С.: В корне меняет то, как мы подходили к этому раньше – пытались отрезать, залечить радиацией, а теперь будем давать таблетки? И.А.: Это не таблетки, это антитела, которые специфически блокируют определенные рецепторы, определенные молекулы на поверхности иммунных клеток человека. В результате иммунные клетки, которые в принципе распознают опухоль, они не могут ее убить, потому что эти рецепторы являются тормозами, инактиваторами иммунного ответа. С помощью этих антител механизмы инактивации клеток иммунных систем теперь заблокированы, и иммунные лейкоциты смогут развернуть атаку на опухоль человека. Они всегда существовали, но мы не подозревали, что можно сделать их активными. М.С.: Из того, что было обнародовано сегодня, число пациентов, на которых проводились клинические испытания, - 945, это меньше тысячи. Во-первых, выяснилось, что рост раковой опухоли прекращается в 58% случаев на срок до года, и, во-вторых, приблизительно у половины тех, у кого были заметные результаты, наблюдались и заметные побочные эффекты. Каспарс, ваш препарат уже некоторое время используется. Насколько репрезентативна подборка: из 1000 пациентов помогает 60%, у половины из которых возникают побочные эффекты разной степени тяжести? Не рано ли мы говорим о прорыве? К.Л.: Сравнивать нашу терапию с идущими исследованиями и новыми препаратами будет некорректно, так как отличаются и стадии заболевания, и количество больных, надо смотреть на конкретной группе. Но и виротерапия, и иммуннотерапия сейчас разрабатываются во всем мире, и количество больных – не главный показатель, чтобы доказать, что какое-то средство годится для лечения. Само исследование может быть успешно даже при привлечении малого числа больных. Но мы надеемся, что появятся еще новые варианты лечения рака. М.С.: Если помогает хотя бы половине, это уже огромное достижение. Игорь, при том, что этой проблемой занимаются во всем мире, насколько тесно сотрудничают ученые разных стран? Насколько вы в Филадельфии осведомлены о результатах похожих исследований в Риге или в Москве или в Иоханнесбурге или в Тель-Авиве? И.А.: Сейчас, когда все находится в интернете, материалы публикуются достаточно быстро в виде презентаций на различных конференциях. То клиническое испытание, результаты которого опубликованы в New England Journal, проводилось во многих странах мира, на всех континентах. Впечатляют эффекты, которые наблюдались при активации иммунной системы. Они сохранялись в течение длительного периода времени. Кривые выживаемости пациентов показывают, что у многих после первичного воздействия иммунитет продолжал бороться с болезнью в течение многих месяцев. Это говорит о том, что эффект весьма существенный. Особенно он был выражен у тех пациентов, у которых сам механизм, на который влияют эти тела, молекулы, которые называются СТLА-4 или PD-1, и эти рецепторы - мы их называем рецепторы-молекулы на поверхности опухолевых клеток, к которым направлены эти тела, их присутствие говорит о том, что это действительно активный механизм подавления иммунного ответа. Если мы этот механизм заблокируем, то в клинике совершаются потрясающие изменения. Иммунные клетки становятся способны атаковать опухоль. Это весьма значимо. М.С.: Безусловно, это значимо. Однако опытный курс препарата обходится примерно в 100 тыс. долларов в год. Эти исследования ведутся разными центрами, как коммерческими, так и нет. Если тестировать препарат можно на всех континентах, то разработки лекарственных препаратов ведутся в атмосфере секретной. Наверно, поэтому на ранних стадиях появления новых препаратов они стоят такие баснословные деньги. А если собраться всем вместе, может быть, подешевеет? И.А.: Сегодня препарат PD-1 разрабатывают пять компаний. Эта конкуренция приведет к тому, что в конце концов цены будут меняться в лучшую для нас сторону. М.С.: Каспарс, а вы что думаете? К.Л.: Это также зависит и от количества больных. Если это редкое заболевание, терапия обходится дороже, если больных много – она дешевеет. Но я хочу поддержать Игоря: из-за конкуренции цены действительно должны со временем падать. М.С.: Меланома – не особо экзотическое заболевание. Насколько опыт, накопленный в борьбе с одним типом рака, может оказаться полезным в борьбе с его другими типами? К.Л.: По поведению меланома значительно отличается от других злокачественных заболеваний. Поэтому прогнозировать, что это может принести пользу при лечении других раковых заболеваний, пока слишком рано. Но с нашим препаратом уже есть опыт, Регвиром можно лечить и другие раковые заболевания. Это требует времени и клинического исследования. М.С.: Возникает ощущение, что срабатывают законы диалектического материализма о переходе количества в качество. Попытками лечить рак занимается такое количество специалистов, что невозможно не получить результат. Или это по-прежнему дело случая? И.А.: Результат пропорционален количеству вложенных средств, а не только людей, которые этим занимаются. Потому что идеи реализуются, когда есть материальные средства, чтобы их поддержать и протестировать. То, что вы видите сегодня на примере меланомы – результат длительной работы не одного поколения. Понимание механизмов иммунной регуляции при опухоли заняло несколько десятилетий и потребовало многомиллионных инвестиций не только от компаний-разработчиков, но и академических институтов ит.д. Все происходит постепенно, но пропорционально вложенным средствам. М.С.: Как всегда, проблема упирается в деньги. Но возможность жить без рака не кажется уже столь недостижимой, как 10-15 лет назад.